В царстве глины и огня
Шрифт:
— Напрасно трудишься.
— Мое дло сторона, но вдь человка-то жалко. Ты подумай хорошенько — ну, чего такого онъ теб дурнаго сдлалъ? Цлое лто душа въ душу съ тоббой жилъ, по пятамъ у тебя ходилъ, а ты и попрощаться съ нимъ не хочешь. Глба Кирилыча боишься? Такъ вдь можно всегда такъ устроить, что онъ даже и не догадается. Наша сестра на этотъ счетъ хитра. Подумай.
Дунька молчала и потупилась.
— «Свиньи, говоритъ, даже такъ не расходятся., какъ мы расходимся», не унималась Матрешка. «Свиньи — и т на прощанье лизнутъ другъ друга, а вдь мы, говоритъ, люди». Мой совтъ попрощаться теб съ нимъ честь-честью. Ну, подумай — кто узнаетъ, ежели я буду молчокъ? Никто не узнаетъ. Потшь стараго-то
Дунька все еще молчала и перебирала на себ кончикъ платка. Матрешка помедлила и спросила:
— Обрадовать Леонтія-то, что-ли? Сказать ему, что придешь къ нему проститься?
— Ахъ, что ты мн говоришь, что ты мн говоришь, Матрешка! воскликнула Дунька, смущаясь, улыбнулась и закрыла руками глаза.
— Да ровно ничего. Ну, что такое значитъ проститься съ старымъ воздахторомъ? Ровно ничего. А ужъ какъ онъ просилъ-то! Простишься что-ли?
— Дай подумать. Не могу я такъ.
Дунька волновалась.
— Да чего тутъ думать-то! Ршай, да и длу конецъ. Ты все про Глба, про обжигалу думаешь. Не узнаетъ твой Глбъ. Пойдемъ-ка сегодня утромъ, напившись чаю, за грибами въ Вавиловскій лсъ, и Леонтій туда придетъ. Мы такъ съ нимъ вчера и уговорились. Пойдемъ за грибами-то?
— Охъ, Матрешка, Матрешка! вздохнула Дунька.
— Да ршай ужъ… Чего тутъ!.. Онъ пойдетъ въ лсъ самъ по себ, мы тоже пойдемъ сами по себ… Ну, встртились… Эка важность! Въ лсу съ кмъ угодно можно встртиться. Всякій народъ по лсу шляется. Кто ему запретитъ по лсу ходить?.. А встртишься, да потомъ не захочешь съ нимъ прощаться, такъ вдь можешь и не прощаться, даже и не разговаривать… Передумала, да и все тутъ… Пойдемъ въ лсъ за грибами-то.
Дунька зардлась, закрылась рукавомъ, отвернулась отъ Матрешки и прошептала:
— Ну, пойдемъ.
Напившись на крылечк чаю, Дунька и Матрешка одлись по праздничному, захватили кузовки и отправились въ лсъ.
XXXIV
А Глбъ Кириловичъ все ускорялъ и ускорялъ свои шаги, идя по лсу. Время отъ времени онъ даже бжалъ, бжалъ безъ всякаго направленія, сворачивая то вправо, то влво, весь запыхавшіяся, весь въ поту. Онъ искалъ Дуньку съ Матрешкой, искалъ Леонтія, но ихъ не было и слда. Наконецъ онъ опомнился, разсудилъ, что поспшностью ничего не возьмешь, пошелъ тише и сталъ прислушиваться — не подастъ-ли кто изъ нихъ голосъ. Нсколько разъ ему казалось, что онъ слышитъ звуки гармоніи. Онъ вздрагивалъ, останавливался, прятался за дерево или кустъ, присдалъ, даже ложился на землю, но звуки исчезали. Онъ вставалъ и брелъ дале. Солнце уже стояло довольно высоко. Онъ. взглянулъ на свои карманные часы. Былъ десятый часъ утра. Вышелъ онъ въ восемь часовъ, стало быть, пробродилъ два часа.
«Гд-же он? Гд? Гд-же Дуня и Матреша? Неужто бабы надули меня, что Дуня и Матреша пошли за грибами»! вопіялъ онъ мысленно «Да и Леонтія-то не видать и не слыхать. Вдь мальчишки сказали, что онъ съ гармоніей по лсу бродитъ. Вдь ежели онъ захватилъ съ собой гармонію, то затмъ, чтобы играть. Отчего-же гармоніи не слышно? Гармонія можетъ быть слышна издалека. Неужто наши мальчишки подсмялись надо мной»?
Вскор, однако, Глбъ Кириловичъ услышалъ говоръ. Говоръ раздавался изъ маленькаго овражка. Глбъ Кириловичъ притаилъ дыханіе и тихонько, еле переступая, подкрался къ оврагу. На этотъ разъ онъ не обманулся. Можно уже было различить женскіе голоса. Глбъ Кириловичъ узналъ даже голосъ Дуньки; заговорилъ и мужской голосъ.
«Они, они. Она и онъ»… какъ электрическая искра, мелькнула мысль въ голов Глба Кириловича. Онъ весь какъ-то съежился, наклонился, опустился на колни и поползъ по направленію голосовъ. Вотъ онъ и у обрыва овражка. Здсь онъ явственно различилъ и голосъ Матрешки. Слышно было, что разговаривали
— Кланяйся-же земно и проси учтивымъ манеромъ! раздался голосъ Матрешки.
Леонтій низко-пренизко поклонился. Дунька не поднимала глазъ.
— Подойти-то можно? спрашивалъ онъ.
Дунька что-то отвчала, но что именно, Глбъ Кириловичъ не разслышалъ. До него донеслось одно только слово «законъ».
— Да вдь законъ-то ты примешь потомъ, а пока ты еще вольный казакъ, снова послышалась рчь Матрешки. — И чего ты, не понимаю я, артачишься! Вдь ужъ затмъ и въ лсъ за грибами пошла, чтобъ съ нимъ проститься и на послдяхъ помиловаться, а теперь артачишься.
Глбъ Кириловичъ напрягъ весь свой слухъ и услышалъ изъ устъ Дуньки слова:
— Ну, прощай, коли такъ…
— Да кто-же такъ-то прощается! Ты подзови его, говорила Матрешка.
Дунька подняла руку и замотала ею.
— Мръ, нтъ! Не надо! раздался ея возгласъ. — Не подходи.
— Иди, Леонтій! Подходи! Что она, въ самомъ дл, дуру изъ себя строитъ!
Леонтій двинулся по направленію къ Дуньк. Дунька вскочила съ травы, отбжала нсколько шаговъ и остановилась за небольшимъ кустомъ лозняка. Леонтій приблизился къ лозняку — Дунька, отскочила къ берез.
— Подходи, подходи, не бойся. Или забылъ, что наша сестра лукава? Нашу сестру надо силкомъ брать! кричала ему Матрешка.
— Матрешка! Я закричу! взвизгнула Дунька.
— Ну, и кричи, сколько хочешь. Здсь въ лсу никто, кром насъ, не услышитъ, отвчала Матрешка.
Дунька стояла по одну сторону березы. Леонтій помщался шагахъ въ пяти по другую сторону.
— Желаю честь-честью… Можно? спросилъ онъ.
— Прощай! Прощай! Я уже сказала… явственно, хоть и тихо донеслись слова Дуньки.
— Такъ не прощаются. Не хотлъ-бы быть нахальникомъ, да ужъ любовь моя къ теб больно велика.
Леонтій махнулъ рукой, бросилъ на землю гармонію и ринулся къ Дуньк. Та взвизгнула и побжала. Онъ за ней.
— Вотъ такъ-то лучше, ободряла его Матрешка. — А то вдругъ ни съ того, ни съ сего сдлался слюняемъ и нюней на манеръ нашего обжигалы. Словно забылъ, какъ нужно съ нашей сестрой орудовать.
Черезъ минуту Дунька и Леонтій скрылись въ кустахъ.
Глбъ Кириловичъ все это видлъ. Въ первую минуту онъ хотлъ вскрикнуть, но голосъ его замеръ. Онъ хотлъ подняться на ноги, но ноги не дйствовали. Въ глазахъ у него потемнло, закружились какіе-то круги. Онъ упалъ лицомъ на руки и горько заплакалъ. Когда онъ поднялъ голову, въ овраг не было уже и Матрешки. Стояли только два кузовка съ грибами, да подальше отъ нихъ валялась гармонія. Придерживаясь за стволъ деревца, онъ поднялся на ноги и, шатаясь какъ пьяный, поплелся по обрыву овражка, направляясь домой.