В чём измеряется нежность?
Шрифт:
Щёлкнул ключ, и в приглушённом небесном свете лампы показался её растерянный ангел.
— Ты же не прогонишь меня?! Не прогонишь?! — захлёбываясь рыданиями, взмолилась она осипшим голосом.
— Мари?.. Что случилось? — Коннор деликатно потянулся к ней, желая проводить в дом, но она чертыхнулась в сторону, сильнее прижав к себе скрещенные руки.
— Не надо! Лучше не трогай, а то испачкаешься. Я отвратительная, грязная, ничтожная! Зачем я всё это позволила?!
Внутри у Коннора похолодело, глаза расширились, рот приоткрылся. Он не понимал, почему
— Прошу, зайди в дом. Очень холодно и сыро. — Невзирая на её причитания, привлёк к груди, заключил в спасительные объятия, в точности, как в одну из далёких кошмарных ночей. — Ты никакая не отвратительная. Не понимаю, что заставило тебя так думать, но я знаю, что это не так.
— Точно-точно не прогонишь? Не отправишь обратно? — жалобно хлюпая носом, проговорила она в его футболку.
— Как я могу?
— Ты только и делаешь теперь, что прогоняешь…
— Обещаю, что сегодня ты останешься здесь. От чего бы ты ни бежала, я не отдам тебя ему.
И принялся покрывать её лоб короткими утешающими поцелуями. Мари наконец притихла и обняла его в ответ.
Паук остался в прошлом, в детских кошмарах, в неразгаданной им тайне: откуда тогда эта сжигающая изнутри тревога?
Коннор проводил Мари в дом, достал для неё свою домашнюю одежду и тёплые носки, замечая, как к ней возвращается спокойствие. Она наспех умылась в ванной, обтёрла руки и ноги, затем вернулась в гостиную и посмотрела на мирно спящего перед телевизором Сумо. Наклонилась и легонько почесала пса за ухом.
— Расскажешь, почему ты здесь в таком состоянии? Я могу помочь тебе?
«Ты больше не сможешь мне помочь», — подумала Мари, раздавленная бессилием. Села на диван и повесила голову. Коннор опустился на колени подле неё и трепетно коснулся её правой ступни, затем слегка притянул к себе.
— Обычные кошмары, не о чем беспокоиться. Просто очень реалистичные, вот я и напугалась. Ты же знаешь, я чуть что — сразу сюда несусь. Дура: не хочу папу с Клэри тревожить. — Едва ли это прозвучало хоть сколько-нибудь убедительно.
Она всё не сводила глаз с его лохматой головы, пока Коннор натягивал носки на её озябшие ноги. Протянула подрагивающую руку, невыносимо желая дотронуться до его волос, но остановила себя и отчаянно впилась пальцами в обивку дивана: «Ни к чему это. Снова трачу время на бесплодные чувства». Как только он закончил, забралась под одеяло, натянув его край чуть ли не до макушки. Коннор прошёлся до лампы, чтобы выключить свет, и, вернувшись обратно, лёг рядом с Мари: «Прогонит, так прогонит», — решил сам с собой, притянув её к груди.
Она бы ни за что не прогнала. Облегчённо выдохнула, прильнув теснее, и почувствовала, как тепло, уют и безопасность сомкнули вокруг неё невидимые крылья.
«Если в воскресенье я неминуемо должен умереть, то лучше бы это случилось прямо сейчас», — с тревогой и всепоглощающим счастьем думал Коннор, позабыв о непрекращающейся ни на секунду боли.
— Зачем тебе Стэн? —
— Что за странный вопрос? — возмутилась Мари и состроила удивлённую гримасу, поправляя на подруге меховые наушники.
— Ну, он вполовину моложе Коннора и на треть менее симпатичный, к тому же ты его не любишь и просто держишь подле, потому что он удобный, — прагматично констатировала Крис, вздёрнув свои красивые густые брови.
— Причём тут вообще Коннор? — Мари цокнула. — Мы, блин, с моего детства дружим, он наверняка по-прежнему видит во мне девчонку, чавкающую конфетами и донимающую его рассказами о рассаде на подоконнике. А Стэна «держу подле себя», потому что он мне нравится!
— Да ты его и не хочешь, готова поспорить.
— Вообще-то хочу!
— Не психуй.
— Я не психую!
— Вот прямо сейчас не психуешь. — Кристина рассмеялась в свой стаканчик.
— Знаешь, вот возьму — и пересплю с ним! На вечеринке у Джуди в субботу.
— Боже, ты с ума сошла? Я это сказала не для того, чтобы ты назло мне пустилась противоречить. Давай ещё трахнись со Стэном чисто вот, чтобы доказать, что я не права! Оборжаться.
Так будет лучше, Мари была в этом уверена. Она совершенно точно никому ничего не собирается доказывать. Просто это хороший способ выбросить из головы всякие глупости. Да и она вроде бы готова к подобному шагу. По крайней мере, Стэн давно ей намекал, что не прочь попробовать секс. Его откровение в собственной неопытности даже подкупало: он не строит из себя мачо, а значит, абсолютно точно будет заботиться о её чувствах и комфорте. Да и чего ждать от пресловутого первого раза? Ничего особенно увлекательного: неуклюжие лобзания двух детей и излишние переживания.
Мари не собиралась спрашивать себя, нужно ли ей это на самом деле. Она все мысленные и устные рассуждения сводила к физиологии: «Никакой девственности не существует, это дурацкие и ненаучные средневековые пережитки. Настоящая девственность — только в голове. Если захочу, просто возьму и займусь сексом». Мари было страшно признать, что дело вообще не в девственности. И не в спорах о патриархальных пережитках. Она не знала, хочет ли спать именно со Стэном — и это единственное, о чём стоило поговорить с собой.
Недавняя ночь, проведённая в доме Коннора, разбередила в ней прежние волнения. Заставила вспомнить рождественский шум, смех гостей, неподконтрольный стук собственного сердца и беспечность, с которой она отдалась той стихийной ласке. Вряд ли это значило для него то же, что и для неё. Мари было настолько страшно и сладко, что она так и не решилась заговорить с Коннором о той минуте. На исходе праздника, когда друзья разошлись по домам, а родственники легли спать в гостевой комнате, она пришла на кухню и молча принялась помогать Клариссе убирать посуду. За окном кружил пушистый снег, а на окошке весело мигали огоньки, отбрасывая на стены то же чудесное мерцание, что и на кожу Коннора в её спальне.