В чужом доме
Шрифт:
Но он промолчал. Хозяин продемонстрировал десяток рисунков; затем, выдержав паузу, потряс какими-то бумагами, которые продолжал держать в руке, свернув их в трубку.
— Но это только цветочки, а вот вам и ягодки. Господин Жюльен Дюбуа к тому же поэт. Господин Жюльен Дюбуа пишет стихи… Как Виктор Гюго, ни больше ни меньше.
Хозяин развернул листок и принялся читать.
— Слушайте внимательно:
Как эта женственная кожа В смуглых отливах На матовый муар похожа Для глаз пытливых! [5]5
Перевод
— Кто-нибудь из вас понял эту тарабарщину?.. Послушайте еще раз: «Как эта женственная…»
Он снова перечел четыре строки. Жюльен стиснул зубы, чтобы не крикнуть: «Несчастный болван, да ведь это же Бодлер!»
Господин Петьо прочел еще несколько стихов, потом показал всем листок и прибавил:
— А этот вот с иллюстрациями. Можете сами убедиться. Все та же красотка!
Внезапно Жюльен почувствовал, что гнев его остывает. Ему уже больше не хотелось кинуться на хозяина с кулаками и поколотить его. Напротив, мальчик ощущал теперь удивительное спокойствие. Мускулы его мало-помалу расслабились. Челюсти разжались. У него не было никаких убедительных доказательств, но что-то говорило ему, что в один прекрасный день он окажется сильнее хозяина. Жюльен чувствовал, что и сейчас он уже в чем-то превосходит господина Петьо.
Хозяин между тем развернул последний листок.
— А вот вам высший сорт, — провозгласил он. — Слушайте внимательно:
Нас ждут благоуханные постели, Нам будет ложем…Господин Петьо то и дело останавливался, чтобы усмехнуться или вставить ироническую реплику. Прочитав одним духом последние строки сонета, он повернулся к Жюльену и заорал:
— Так вот, мой милый, у нас тут нет, как в твоих стихах, ангелов, растворяющих двери, но в один из ближайших дней я сам распахну дверь и без долгих разговоров вышвырну тебя за порог. И пойдешь, куда тебе заблагорассудится, раздувать свое угасшее пламя. Я же обойдусь без кретина, который не умеет даже поддержать огонь в моей печи!
Он усмехнулся и бросил взгляд сперва на мастера, потом на его помощника, которые вновь принялись за работу. Лицо хозяина изобразило некоторое разочарование, усмешка превратилась в гримасу, и он крикнул Жюльену:
— Эй ты, болван, идиот несчастный! Возьми метлу, собери эти клочки бумаги и швырни их в топку, пусть твои дурацкие сочинения хоть какую-нибудь пользу принесут. Время не ждет, скоро уже развозить рогалики, а они еще не готовы. И все из-за тебя, дурака!
Он сопроводил последнюю фразу сильным пинком, от которого Жюльену на этот раз не удалось уклониться.
35
Снова возвратились холода, не сильный, но упрямый восточный ветер все время дул между серым небом и землей. Вода в канале казалась почти черной, и большие оловянные пятна зигзагами расходились по ее поверхности, будто от ударов бича. Прохожие на улицах шли быстро, подняв воротник пальто и втянув голову в плечи.
Жюльен, однако, не чувствовал ни холода, ни ветра. Он изо всех сил крутил педали велосипеда, не поднимая глаз от грязной мостовой.
Мальчик развез рогалики, возвратился в цех и вновь отправился с поручениями в дальние кварталы города; он почти не разжимал зубов, взгляд его был мрачен, лоб нахмурен. В нем что-то словно окаменело, и ощущение это не проходило. Он не испытывал боли. Ему не приходилось бороться ни с каким горем. Он работал, крутил педали велосипеда, отвечал покупателям, но делал все это машинально. Окружающие предметы, как ему казалось,
В полдень, за столом, господин Петьо рассказал о том, что он обнаружил в шкафу Жюльена. Должно быть, на лице хозяйки появились ее обычные гримасы, возможно, кто-нибудь засмеялся; Жюльен и бровью не повел. Он уставился в свою тарелку, и лицо хозяина было там, на дне тарелки: господин Петьо изрыгал ругательства, на губах его от бешенства выступила пена.
После еды, пока не возобновилась работа, Жюльен, как всегда, поднялся к себе в комнату вместе с Морисом. Он застыл перед окном, не сводя взгляда с узкой цинковой кровли.
— Не порть себе кровь, — заговорил Морис. — Если б ты только видел, какие взбучки он задавал Дени, то понял бы, что тебе еще можно позавидовать.
Жюльен вздохнул. Выждав несколько секунд, он, не оборачиваясь, сказал:
— Сегодня вечером мне обязательно надо сходить к знакомой моей тетушки. Ничего, если я попрошу тебя побыть здесь?
— Валяй, иди. Только смотри, не напорись на хозяина. В такой день тебе лучше не попадаться ему на глаза.
Около половины седьмого Жюльен вышел из дому. Убедившись, что хозяйки нет на пороге магазина, он пулей вылетел из двери, бросив взгляд на кафе «Коммерс», потом посмотрел направо, на улицу Бьер. Там никого не было, но все же он предпочел пойти прямо, к бульвару Сен-Морис. Центральная аллея была пустынна. Слабый свет фонарей едва освещал большие деревья, их расплывчатые тени падали на дорожки. Жюльен мчался, не останавливаясь, лишь два или три раза он замедлял свой бег и на мгновение прижимался к стволу липы, желая убедиться, что за ним никто не идет.
Возле перил бельведера он неподвижно простоял с минуту на резком ветру, который дул с открытой равнины; теперь ее не было видно, она была окутана тьмой, скрывавшей луг и лес. По дрожащему отблеску трех освещенных окон можно было угадать, где находится канал Карла V.
Внезапно Жюльен заметил парочку, сидящую на скамье; он еще раз оглянулся назад, но не увидел ничего, кроме прямых стволов, освещенных далекими огнями площади Греви; потом он направился к порту. В той стороне был только один фонарь, он освещал край моста. Мальчик медленно шел под сводом ветвей, где было особенно темно; он миновал какую-то изгородь, потом ступил в другую аллею, которая круто шла под гору, и остановился за последним кустом. Теперь ему предстояло пересечь освещенную зону. С минуту он выжидал. Мимо проехало два автомобиля. Потом какой-то велосипедист слез со своей машины и стал взбираться по откосу бульвара. Набережная Пастера была слабо освещена. Как показалось Жюльену, на ней никого не было. Прижав руку к груди, он глубоко вздохнул, помешкал еще немного, а потом пустился во весь дух через мост. Там он оглянулся и уже не так быстро направился к Бирже труда.
Дверь в комнату, где дежурили, была закрыта, но из-под нее пробивался свет. Мальчик прислушался и уловил голоса, их временами заглушал ветер, свистевший в кронах деревьев. Иногда ветер обрушивался порывами на здание, и где-то слева хлопал ставень.
Жюльен постучал. Голоса смолкли, потом кто-то крикнул:
— Войдите!
Мальчик толкнул дверь и замер на пороге, зажмурившись от яркого света.
— Входи и прикрой за собой дверь, — повторил тот же голос.
Голос принадлежал невысокому человеку, который проводил тогда собрание. Человек этот сидел сейчас на краешке стола, одна нога его касалась пола, а другой он покачивал в воздухе. Против него верхом на скамье устроился Доменк; он тут же поднялся и пошел навстречу Жюльену с протянутой рукой.