В чужом доме
Шрифт:
— А тетю ты часто видишь? — спросила она.
— Да.
— Как они там поживают?
— Хорошо.
Мать замолчала, подошла к стенному шкафу, достала три тарелки и поставила на стол. Отец сложил газету. Теперь все молчали. Ничто не нарушало тишину ночи. В плите тихонько гудел огонь, пламя лизало дрова, небольшой чайник посвистывал, выбрасывая длинную струю пара.
Жюльен оглядывал кухню. Все здесь было привычно: коврик, лампа под абажуром, украшенным бисером, деревянная лестница, что вела в комнаты, скромная мебель, шкатулка с зимним пейзажем…
Мать разлила суп по тарелкам и села напротив Жюльена. Посмотрела на него, улыбнулась, глубоко вздохнула и спросила:
— Но ты хоть не чувствуешь себя там несчастным?
— Что ты, мама, мне там очень хорошо.
Она взглянула на мужа, потом снова на сына и сказала:
— Я на днях встретила директора школы. Он расспрашивал про тебя. Он сказал… — она подыскивала слова, — он сказал, что если ты надумаешь вернуться, то это никогда не поздно. Он к тебе хорошо относился, ты и сам знаешь.
Жюльен опустил голову. Мать, помолчав немного, продолжала:
— Он очень жалеет, что ты бросил школу. Он знает, что учитель тебя не жаловал. Но, по-моему, сам директор не очень высоко его ставит. Не один ты бросил школу из-за этого человека. И вот директор мне сказал: «Жюльен поступил опрометчиво; это понятно… Но если он вернется в школу, я определю его в другой класс, и он быстро нагонит товарищей».
В голосе матери звучала неуверенность. Жюльен ел. Он ничего не ответил. Тогда почти шепотом мать спросила:
— Ты не думаешь, что еще не поздно вернуться?
Мальчик поднял голову. Он не знал, как лучше ответить, но тут вмешался отец:
— В этом нет никакого смысла. В жизни надо делать выбор раз и навсегда, нельзя вечно сидеть между двух стульев.
Жюльен с улыбкой посмотрел на мать, и ему показалось, что на ее ресницах повисли слезинки.
39
На следующий день Жюльен часть утра провел в саду. Погода стояла ясная, было тепло, но почва еще не прогрелась. Отец только начал доставать перегной из пластов и вырубил лопатой несколько квадратиков. Мальчик прошел мимо высокого самшита, росшего вдоль дорожки; он нагнулся — под ветками еще валялись две или три доски, старый проколотый мяч и деревяшка, вырезанная в форме ружья. Жюльену на минуту захотелось забраться в кусты, но он выпрямился и направился к дому. Отец подбрасывал сено кроликам. Мальчик погладил большого серого кролика с шелковистой шерстью.
— Они тебя узнаЮт, — с улыбкой заметил отец.
— Там у нас есть кошка, — сказал мальчик, — она вечно трется возле меня.
— Ну, кошки — это дрянь, — возразил отец. — Они то и дело разрывают мне грядки.
Жюльен медленно отошел. Отец крикнул ему вслед:
— Сходи поздоровайся с братом!
Мальчик вошел в кухню.
— По-моему, ты скучаешь, — заметила мать.
— Нет, просто гуляю. Приглядываюсь ко всему.
Она вздохнула.
— Значит, ты и вправду не хочешь вернуться домой? — негромко спросила она.
Мальчик помотал головою и улыбнулся.
— Папа говорит, мне надо повидаться с братом. Я, пожалуй, схожу туда сейчас.
— Ступай, — сказала мать. — А там займешься, чем тебе захочется.
Жюльен ушел. Склады, принадлежащие его брату, Полю Дюбуа, находились недалеко. На разгрузочной площадке два шофера снимали с грузовика ящики: между планками виднелись консервные банки.
— Пришел наниматься? — спросил один из них.
— Нет, хочу повидать брата, — ответил Жюльен.
— Он отлучился, а хозяйка в конторе.
Мальчик вошел в небольшое застекленное помещение, где сидела его невестка.
— Наконец-то приехал! — воскликнула она.
Это была невысокая блондинка, полная, на коротких ножках. Она властно обращалась с рабочими, но при этом постоянно шутила.
— Ну как, печете пирожки? — спросила она.
— Печем.
— Ваш папаша Петьо как будто не самый приятный человек?
— Вы его знаете?
— Нет, но у нас есть общие знакомые. И они говорят, что ученикам у него не сладко живется.
Она улыбалась. Жюльен с минуту пребывал в нерешительности, потом спросил:
— Вы что-нибудь говорили об этом маме?
— Нет, я ее давно не видела.
— Не стоит ей говорить, она расстроится.
— А что, он и в самом деле крут?
— Да, частенько орет, — ответил мальчик. — Да мы приноравливаемся. Но вы ведь знаете маму, она расстроится.
— Не беспокойся, я ей ничего не скажу.
Она сидела на вертящемся кресле. Повернулась, чтобы погреть ноги у электрической печки, стоявшей возле кресла, и спросила:
— А ты все-таки не жалеешь, что уехал?
— Нет, мне живется неплохо.
— Ну, а товарищи там тебе нравятся?
— Да, они славные ребята. Есть у меня друзья и в других кондитерских.
— Стало быть, ты часто отлучаешься из дому?
Жюльен улыбнулся.
— Об этом тоже не надо рассказывать, — попросил он, — но по вечерам мы потихоньку убегаем, чтобы позаниматься боксом или сходить в кино.
— Ну, ты, я вижу, не теряешься. По-моему, у твоей мамы нет причин волноваться. Ты за себя постоишь.
Жюльен никогда еще так долго не болтал с Мишлиной. Ему вдруг показалось, что ей можно довериться. Все же он с минуту колебался, а потом, когда она принялась перелистывать счетоводную книгу, сказал:
— В случае чего за нас и профсоюз постоит.
Она подняла голову, прищурилась, посмотрела на него и спросила:
— Вот как? Вы входите в профсоюз? Это хорошо.
— Ну, членов профсоюза у нас немного. Многие боятся, а может, они не согласны. Так что на сегодняшний день мы еще мало чего можем добиться. Но секретарь секции уверяет, что в конце концов большинство войдет в профсоюз, я думаю, он прав. А когда мы соберемся с силами, наступят, конечно, перемены.