В чужом доме
Шрифт:
— То, что стихи не ваши, дела не меняет. Он не смеет лезть в ваши дела, рыться в ваших вещах, насмехаться над вами! А он себе это вечно позволяет. Заставил вас кинуть в огонь рисунки! Да как он посмел!
— Ну, я таких сколько угодно нарисую. Так что это меня мало трогает.
— Тут дело в принципе. Пусть даже речь идет о клочке бумаги, но раз листок принадлежит вам, хозяин не имеет права его трогать.
В голосе девушки слышалось негодование. Он звучал теперь отчетливо и резко.
— Не следовало бросать
Девушка умолкла. Жюльен немного подождал, потом нагнулся, чтобы лучше разглядеть ее лицо, и спросил:
— Вам трудно живется?
Она разом выпрямилась, повернула к нему голову, в свою очередь наклонилась к Жюльену и воскликнула:
— Мне? Кто это вам сказал? И вовсе не трудно. Я работаю. Вот и все… Вот и все…
Казалось, Колетта хотела еще что-то прибавить. Она говорила возбужденно, почти гневно. Но она ничего больше не сказала, только расправила плечи и вновь откинулась на спинку скамьи. Мальчик с минуту наблюдал за нею. Свет фонаря пробегал по лицу девушки. Ветер шевелил пряди ее волос, выбившиеся из-под вязаной шапочки. Он никогда еще не находился наедине с Колеттой. И никогда еще не видел ее так близко. Она неторопливо повернула к нему голову. Глаза ее блестели.
— Вам не влетит за опоздание? — спросила она.
— Нет, у меня в запасе еще пять минут, — успокоил ее мальчик.
Он слегка привстал и придвинулся к ней. Потом положил руку на спинку скамьи, обнял девушку за плечи и привлек к себе. Колетта высвободилась, стремительно подавшись вперед.
— Что это вы? — спросила она.
Жюльен хотел было завладеть ее руками, но она опять высвободилась и сказала:
— Нет, это ни к чему.
— Однако…
— Нет, перестаньте, слышите!
— Но почему?
Девушка отрывисто засмеялась и резко сказала:
— Почему? Скорее я вас должна об этом спросить.
Он прижался к ней и пролепетал:
— Это потому, что я люблю вас, Колетта.
— Я вас тоже люблю… Но только как товарища.
Она разом поднялась и расправила рукой складки на пальто.
— Идите, Жюльен, — сказала она. — Вам пора.
Они прошли рядом еще несколько шагов. В конце аллеи сквозь тесное переплетение ветвей светились фонари.
— Вы на меня сердитесь? — спросил мальчик.
Колетта рассмеялась:
— За что мне на вас сердиться?
— Тогда почему вы не хотите?..
Она оборвала его.
— Нет-нет! Не будем к этому возвращаться.
Мальчик понурился и молча зашагал рядом с нею. Через минуту Колетта прошептала:
— Ни к чему. И без
— Вот видите, я же говорил, что вам нелегко живется.
— А вам? Легко?
Жюльен вздохнул. В груди у него опять что-то сжалось. Он боялся расплакаться.
— Иной раз все так осточертеет… — прошептал он.
Колетта взяла его руку и крепко сжала ее в своей.
— Спокойной ночи, Жюльен… — сказала она. — И если что не так, мы теперь знаем, как защищаться… Мы больше не одни.
Они проходили мимо фонаря и сейчас лучше видели друг друга. Мальчик заметил, что Колетта улыбается. Но он увидел также, что веки ее часто моргают и глааа слишком уж сильно блестят.
37
Гнев господина Петьо мало-помалу утих. Он снова стал шутить и рассказывать истории, услышанные в кафе. Жизнь опять входила в привычную колею, однако Жюльен все еще оставался как бы в опале. Каждый раз, когда мальчик встречался взглядом с хозяином, он понимал, что ничто не забыто и что при первом же случае этот мелочный человек, ни разу не посмотревший на него приветливо, может вновь прийти в бешенство.
Госпожа Петьо непрестанно улыбалась, складывала ручки или прижимала их к груди и, как всегда, требовала, чтобы все работали больше. Но теперь Жюльен уже так не уставал.
— Ты втянулся, — объяснил ему мастер. — Надо только быть чуть расторопнее, и все пойдет на лад.
Наконец наступила последняя неделя января. В понедельник вечером, когда все в цехе было сделано, Жюльен разыскал хозяйку.
— Могу я уехать, мадам? — спросил он.
— Поезжайте, голубчик, поезжайте. Вы всю работу закончили?
— Да, мадам.
— Тогда не теряйте времени и передайте от меня поклон своим родителям.
Жюльен поднялся к себе в комнату и начал одеваться. После приезда в Доль он еще ни разу не надевал выходной костюм.
— Черт побери, — заметил Виктор, — брюки до смешного коротки.
— А ведь они были мне хороши, когда я уезжал из дома.
— Ты здорово вырос, — сказал Морис. — И теперь вто особенно видно. Рабочий костюм был тебе раньше велик, а теперь впору, но ведь холст лучше растягивается.
Когда Жюльен натянул куртку, Виктор и Морис прыснули со смеху. Мальчик боялся пошевелиться.
— Не дыши! — крикнул Виктор. — А то куртка лопнет по швам.
Поднявшись с места, Морис сказал:
— В таком виде в автобус не войдешь, тебя поднимут на смех. Я дам тебе свой костюм.
Он открыл шкаф и достал куртку и брюки, висевшие на плечиках. Жюльен облачился в костюм Мориса.
— Вот в нем ты выглядишь щеголем, — заметил Виктор. — Покоришь там у себя всех девчонок.
Он немного помолчал, в свою очередь, открыл шкаф и прибавил: