В доме Шиллинга
Шрифт:
Баронъ Шиллингъ слъ на соломенный стулъ и спокойно выслушалъ этотъ протестъ. Въ начал его супружеской жизни выраженіе добродушной заботливости и стремленіе образумить жену оживляли это мужественное лицо – теперь же каждая черта его выражала невозмутимое равнодушіе. Онъ вложилъ письмо въ конвертъ и сказалъ: „съ этой перемной мы должны помириться.“
– Ни за что! Это безпримрная навязчивость со стороны этой женщины, желающей непремнно сопровождать свою невстку…
– Я ужъ говорилъ теб, что она должна это сдлать, – возразилъ
– Все равнo, для насъ не можетъ быть никакого „должна“, чтобы принять ее. Домъ Шиллинга не достаточно великъ для такого каравана.
Она выпрямилась въ сильномъ волненіи и поспшно разбросала по воздуху разорванные листья.
– У насъ такъ много мста, что ни теб, ни мн можно и не соприкасаться съ прізжими, – возразилъ онъ. – Клементина, будь добра и благоразумна. Подумай, вдь это нашъ долгъ возвратить осиротлымъ дтямъ ихъ законныя права.
– Да, этой трогательной переспективой ты выманилъ у меня согласіе. Но потомъ я пришла къ убжденію, что поступаю несправедливо, принимая участіе въ этомъ план; спроси Адельгейду, какъ она его называетъ…
– Непозволительной интригой, – воскликнула канонисса своимъ звучнымъ голосомъ.
Баронъ Шиллингъ посмотрлъ на нее черезъ плечо.
– А, вотъ откуда происходитъ перемна, – сказалъ онъ полугнвно, полунасмшливо. – Я и не подумалъ о твоемъ тайномъ духовномъ совтник, Клементина.
Большіе черные глаза канониссы засверкали сквозь листву апельсинныхъ деревьевъ, стоявшихъ между ней и хозяиномъ дома, но она возразила спокойно и съ достоинствомъ: „Клементина можетъ засвидтельствовать, что я уклонилась отъ всякаго совта.“
– Прекрасно, – прервалъ онъ ее холодно; – да я ршительно не допустилъ бы вашего вмшательства, фрейлейнъ фонъ Ридтъ.
На это строгое рзкое замчаніе канонисса отвчала только пожатіемъ плечъ, а баронесса продолжала раздраженно:
– Пожалуйста, не взваливай на чужія плечи того, что я ршила по собственному убжденію. Я беру обратно данное слово; я не хочу боле этого, ршительно не хочу. И прошу тебя Арнольдъ, замолчи, не доводи меня до крайности.
– До какой? – спросиль онъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ и пристально глядя на дрожавшую отъ волненія женщину.
Она отвернулась отъ его пристальнаго вопросительнаго взгляда, и на ея губахъ мелькнула улыбка. Нечего было и думать о разумномъ соглашеніи, она продолжала настойчиво, хотя и не совсмъ твердымъ голосомъ: „ты не долженъ забывать, что я имю письменныя права на помстье Шиллингъ!“
Баронъ слегка поблднлъ, но остался совершенно спокоенъ.
– Я такъ же хорошо помню это, какъ и законное право, въ силу котораго я здсь хозяинъ. Посл всего этого я переговорю съ Биркнеръ о пріем гостей.
– Отлично! Само собой разумется, что мои покои останутся неприкосновенными. Я вовсе не желаю, чтобы эта нищая испанская семья спала подъ дорогими занавсками, предназначенными для моихъ гостей, – пусть они помщаются внизу въ комнатахъ съ привидніями…
– Это было уже ршено, –
– Надюсь, что эта чужестранка воспитана не по монастырски, и не настолько суеврна и невжественна…
Онъ всталъ, сунулъ полученныя письма въ боковой карманъ и вышелъ, не произнеся больше ни слова. Между тмъ баронесса поднялась и съ минуту стояла неподвижно, какъ бы обдумывая что-то, взоръ ея скользнулъ по канонисс, которая, казалось, совершенно равнодушно занималась своимъ вышиваніемъ, потомъ быстро побжала къ двери вслдъ за мужемъ. Какъ проворно могли бгать эти ноги! Какъ разввалось кружево ея утренняго чепчика, и блый шлейфъ мелькалъ по полу.
Баронъ Шиллингъ сходилъ уже съ послднихъ ступеней широкой витой лстницы, когда жена его появилась на верху ея.
– Арнольдъ! – закричала она.
– Что теб надо?
Послдовала пауза. Баронесса слышала, какъ ея мужъ сошелъ съ послднихъ ступенекъ, и шаги его уже раздавались по каменному полу.
– Арнольдъ, поди сюда! Я буду доброй, я хочу извиниться! – сказала она вполголоса, и въ этомъ подавленномъ тон слышалась такая страсть, такая любовь, что невольно можно было представить себ эти худыя протянутыя для объятій руки.
– Къ чему это? Я не сержусь! – послышалось въ отвтъ, и при этомъ онъ пошелъ еще быстре. Отворилась дверь, ведущая въ садъ, и баронъ вышелъ на наружную лстницу. Но въ ту же минуту жена его очутилась подл него… Она такъ тихо подкралась къ нему, какъ будто ея длинная тонкая фигура скользила, какъ тнь. Обхвативъ его руку, она заглянула ему въ лицо, и уловила на немъ выраженіе тихаго отчаянія и непреодолимаго отвращенія.
– Арнольдъ, – проговорила она съ угрозой, когда онъ, удивленный ея неожиданнымъ появленіемъ, сдлалъ невольное движеніе, какъ бы желая освободиться отъ тяжелаго сна, – не грши! Подумай о предписаніи докторовъ, которое обязываетъ тебя охранять меня отъ волненій ради моихъ слабыхъ нервъ.
Онъ не отвчалъ. Закусивъ нижнюю губу, онъ медленно спускался съ лстницы.
Его жена слдовала за нимъ. Она шла съ нимъ подъ руку, и для посторонняго наблюдателя эта чета, медленно направлявшаяся въ платановую аллею, могла показаться олицетвореніемъ супружескаго счастія.
– Прости, Арнольдъ! Это было безуміемъ съ моей стороны напомнить теб о правахъ Штейнбрюка, – начала баронесса.
По лицу его пробжало выраженіе отвращенія, когда онъ, отвернувшись отъ нея, скользилъ взорами по втвямъ платановъ.
– Оставь это, Клементина, не порти мн прелестнаго утра невыносимыми толками „о моемъ и твоемъ“.
– Но я хочу теб только сказать, что на самомъ дл я такъ же мало думаю объ этихъ правахъ, какъ и ты, – продолжала она упорно.
– Ты ошибаешься, – я очень часто думаю объ этомъ; всякій разъ, какъ прохожу подъ этими милыми старыми деревьями и когда смотрю на домъ съ колоннами; всякій разъ, когда откладываю новую сумму въ капиталъ, который долженъ освободить у тебя изъ залога по крайней мр это помстье, мой родительскій домъ.