В доме Шиллинга
Шрифт:
– Какъ, и Пирата тоже выгонятъ, дядя? – вскричалъ Іозе, задыхаясь отъ ужаса.
– Съ чего ты это взялъ, мой милый? Товарищъ твоихъ игръ такъ же, какъ и ты, останется въ дом Шиллинга. Пойдемъ, устроимъ ему хорошее помщеніе у меня.
Онъ взялъ ребенка за руку, сдлалъ знакъ негру слдовать за ними и молча раскланялся съ дамами, между тмъ какъ собака съ оглушительнымъ радостнымъ лаемъ бросилась впередъ.
– Слава Богу, что это шумное страшилище убралось наконецъ отсюда, – воскликнула Люсиль и снова опустилась на кушетку. – Вроятно, это единственный пунктъ, въ которомъ я согласна съ противной срой баронессой, – сказала она своей золовк на плохомъ англійскомъ язык, чтобы не поняла бывшая здсь прислуга. – Я все время была противъ того, чтобы брать съ собой Пирата, но всякое благоразумное замчаніе
[22] господин (франц.)
Она подняла голову, покоившуюся на сложенныхъ рукахъ и окинула критическимъ взглядомъ подносъ, поданный мадемуазель Биркнеръ.
– Кофе при такой невыносимой жар? Нтъ, милая, очень благодарна! Дайте мн ванильнаго или земляничнаго мороженаго! Я совсмъ изнемогла.
Добродушная толстая экономка, у которой, по выраженію баронессы, не было ни на волосъ пониманія, очень смутилась и тщетно придумывала отвтъ.
– У васъ можетъ быть нтъ льда, – закричала Люсиль, забавляясь; она наслаждалась безпомощной миной совершенно растерявшейся женщины. – Въ такомъ случа дайте, пожалуйста, стаканъ шампанскаго.
Опять наступило минутное молчаніе. Мадемуазель Биркнеръ медленно обратилась къ слуг, который намревался было выйти изъ комнаты.
– He будете ли вы такъ любезны, Робертъ…
– Очень сожалю, – возразилъ онъ, пожимая плечами и очевидно возмущенный тмъ, что онъ въ этихъ комнатахъ долженъ откровенно признаться въ своемъ безсиліи, – госпожа баронесса…
Люсиль громко расхохоталась.
– Стаканъ свжей воды, пожалуйста, если можно!
Слуга вышелъ. Мадемуазель Биркнеръ поставила подносъ на столъ и почтительно поклонилась донн Мерседесъ, которая холодно, но вжливо поблагодарила за все, что ей было предложено. Вслдъ за тмъ экономка вышла.
Люсиль задыхалась отъ смха.
– Ха, ха, ха! Неоцненная продлка! Милйшая баронесса увезла съ собой ключъ отъ погреба!
Вдругъ она быстро приподнялась, съ выраженіемъ дикаго торжества откинула со лба локоны, охватила руками приподнятыя колни и съ минуту молча смотрла злобно сверкавшими глазами на золовку, которая безмолвно ходила быстрыми шагами взадъ и впередъ по комнат.
Эта молодая женщина, чужеземный типъ и цвтъ лица которой не допускали предположить въ ней германское происхожденіе, и которая, проворно ступая по паркету маленькими обутыми въ мягкіе башмаки ножками, перебгала отъ одной стны къ другой, напоминала стрекозу, скрывшуюся отъ бури въ перепутавшихся темныхъ втвяхъ и отчаянно старавшуюся вырваться оттуда.
– Что я всегда говорила, донна де Вальмазеда? – спросила насмшливо Люсиль. – Разв я что-нибудь преувеличила, изображая эту чопорную баронессу фонъ Шиллингъ самой противной женщиной на свт, non plus ultra [23] зависти и злобной ревности?… Она мрачна, какъ ночь, и терпть не можетъ насъ! Я знала, что мы будемъ ей какъ бльмо на глазу… но она хитра, эта милая женщина, этого отъ нея отнять нельзя. Она ухала и такъ ограничила оставленное ею хозяйство, какъ не могли бы, конечно, сдлать порядочные люди, – лучшій способъ поскоре выжить насъ изъ дома!… Я спрашиваю васъ, донна де Вальмазеда, что вы думаете длать? Баронъ Шиллингъ…
[23] Non plus ultra, также nec plus ultra (лат. Не дальше пределов; дальше некуда) – латинское изречение, ставшее устойчивым, по легенде написанное на Геркулесовых столбах как предостережение мореплавателям, знак достижения ими границы мира. В переносном смысле выражение означает крайний предел, высшую степень чего-либо.
– Съ рыбьей кровью нмецъ, какъ это значится и въ книгахъ, – раздался въ полголоса отвтъ изъ оконной ниши, гд на минуту остановилась Мерседесъ.
– А, наконецъ-то! –
– Вынимайте только спальныя принадлежности, Минна, и ничего больше, – приказала она и затмъ подбжала къ оконной ниш. – Еслибъ Феликсъ зналъ, какъ нищенски насъ примутъ здсь, – продолжала она торопливо, какъ человкъ, поступающій по старой пословиц: „куй желзо, пока горячо“, – онъ ни за что не послалъ бы насъ въ это гнздо домовыхъ, изъ котораго бжала сама хозяйка, такъ какъ боится ихъ… И уходя изъ дома, эта милая женщина лишила его всякаго комфорта. Видишь тамъ эти ужасные чайники и кружки съ придланными къ нимъ ручками и носиками? – и она показала на буфетъ. – Все это вытащено для насъ изъ чулана. Восемь лтъ тому назадъ полки и подставки ломились отъ серебряной и хрустальной посуды, я это отлично помню, потому что мн было тогда очень досадно, что великолпный буфетъ моей мамы не могъ соперничать съ этимъ; можетъ она испугалась, что ея драгоцнности пристанутъ къ нашимъ пальцамъ?
Это маленькое злобное созданье, шумя шелковыми юбками, проворно шныряло около стоявшей молча Мерседесъ и старалось поймать ея взглядъ.
– Мы, конечно, отправимся въ Берлинъ, Мерседесъ? – тихо спросила она нжнымъ ласковымъ голосомъ. – Намъ не остается ничего другого… Феликсъ хотлъ дать дтямъ нмецкое воспитаніе – гд же лучше какъ не тамъ? самое настоящее первобытное нмецкое воспитаніе!… И для меня какое бы это было счастіе! – Она сжала обими руками голову, какъ бы боясь лишиться разсудка отъ блаженства. – Хотя бабушка умерла, а мама сдлала глупость, позволивъ похитить себя какому-то старост, но у меня тамъ такъ много друзей, такъ много людей, сходившихъ по мн съ ума. Боже мой, я, кажется, была бы даже рада несносному старому дураку князю Конскому!… Мы удемъ, конечно, съ первымъ же поздомъ завтра утромъ?… Знаешь, я лично мало забочусь о томъ, что эта сбжавшая монахиня старается оскорбить меня, я стряхиваю съ себя эти коварные булавочные уколы и забавляюсь ими; но ты, ты?…
При этихъ словахъ гнвное восклицаніе, казалось, готово было сорваться съ устъ молодой женщины, которая до сихъ поръ стояла неподвижно, устремивъ глаза въ садъ. Она была очень блдна, и по ея тяжелому дыханію, съ трудомъ вырывавшемуся изъ груди, видно было, что она борется съ противорчивыми ощущеніями, тмъ боле далека была она отъ объясненій и разговоровъ съ этимъ вертящимся, какъ ртуть существомъ, которое своей безпрерывной болтовней, похожей на птичье щебетанье, нарушало ходъ ея мучительныхъ мыслей.
– Ну, что же, Мерседесъ? – приставала маленькая женщина, задыхаясь отъ волненія, и ея прекрасные зеленоватые глаза ярко блестли.
– Мы остаемся здсь. Я переплыла океанъ, чтобы исполнить послднюю волю моего брата, и я постараюсь это сдлать.
Люсиль отвернулась отъ нея, какъ избаловавный ребенокъ, пробжала въ сосднюю комнату мимо смущеннаго слуги, который только что вошелъ, неся требуемый стаканъ воды, и съ шумомъ захлопнула дверь, чтобы здсь, по своему обыкновенію, излить досаду на свою горничную и повренную Минну.
15.
Черезъ нсколько дней домъ Шиллинга принялъ совсмъ иной видъ. Проходившіе мимо замедляли шаги, приближаясь къ желзной ршетк, чтобы удобне наблюдать за странной новой жизнью въ немъ.
Прежде всего всеобщее вниманіе привлекали два негра. Якъ, сильный мужчина красивой блестяще-черной негрской расы, обитающей на берегахъ Сенегала, казалось, очень полюбилъ домъ съ колоннами; онъ по цлымъ часамъ стоялъ, прислонившись къ стройной блой колонн и съ удовольствіемъ любовался струями фонтана, которыя высоко поднимались въ воздух и разсыпались брилліантовыми искрами; или бросалъ по каменнымъ ступенямъ террасы крошки хлба для безчисленнаго множества воробьевъ, стаями слетавшихся сюда, между тмъ какъ толстая Дебора въ пестромъ ситцевомъ плать и кокетливомъ кисейномъ чепчик съ свтлыми бантами на кудрявыхъ волосахъ, переваливаясь и совсмъ запыхавшись, старалась не отставать отъ своего „золотого дитятки“ маленькой Паулы, которая на своихъ крошечныхъ ножкахъ бодро слдовала за Iозе, бгавшимъ съ своимъ товарищемъ Пиратомъ по переднему саду.