В доме Шиллинга

Марлитт Евгения

– Ахъ, да, я ужъ читала объ этомъ. И длается съ обычной нмецкой аккуратностью – и при этомъ нечего сомнваться, – продолжала она саркастически. – Насколько этими реформами нарушаются частныя наслдственныя родовыя права, на это не обращаютъ вниманія эти исправители вселенной. – Ея сдержанный голосъ дрожалъ отъ волненія, и потому эта гордая замкнутая въ себ женщина перемнила тему разговора. – Врите ли вы серьезно, что мы тамъ, наконецъ, достигнемъ нашей цли? – спросила она повидимому холодно и спокойно, указывая по направленію къ монастырскому помстью.

– Я хочу этому врить, потому что не желалъ бы потерять вру въ прекрасную

чувствительность женскаго сердца, – отвчалъ онъ съ какой-то гнвной улыбкой. – Но мн бы страстно хотлось, чтобы это не совершалось какъ можно доле…

Она собралась было уже уходить и стояла на порог стеклянной двери; услыхавъ эти слова, она повернула къ нему голову и спросила: „почему?“

– Этого вы не должны бы спрашивать, такъ какъ каждую минуту видите, что дти внесли въ мою жизнь невыразимое счастье… Я потеряю своихъ любимцевъ, какъ только бабушка примирится съ ними, а кто можетъ безъ боли отказаться отъ любви, которая освщаетъ его существованіе?… Дти привязались ко мн, – онъ остановился на минуту, – или вы и въ этомъ отказываете нмцу? – спросилъ онъ не то съ ироніей, не то серьезно. Онъ увидлъ, какъ подъ опущенными рсницами омрачился ея взоръ.

– Какъ можете вы такъ говорить, баронъ! – вскричала Люсиль. – „Отказать“! Смшно! Разв донна Мерседесъ не намрена безъ пощады и милости бросить моихъ несчастныхъ дтей въ это ужасное разбойничье гнздо?

Донна Мерседесъ не обратила никакого вниманія на это язвительное замчаніе.

– Я никогда не позволяла себ возражать противъ послдней воли моего брата, – сказала она барону Шиллингъ. – Но я бы солгала, еслибы сказала, что не желала въ глубин души, чтобы старая женщина изъ монастырскаго помстья продолжала упорствовать и отвергать своихъ внуковъ, потому что тогда вступили бы въ силу права, переданныя мн Феликсомъ по завщанію, и я могла бы сказать: „это мои дти!“ – Она невольно прижала свою тонкую руку къ груди и въ эту минуту изъ всхъ женскихъ фигуръ, наполнявшихъ мастерскую, была самой обворожительной съ выраженіемъ глубокой ревнивой нжности, которая никому не уступитъ своего кумира.

– Это молчаливое выжиданіе противно мн, оно настоящая пытка для меня, – продолжала она. – Иногда мн нужна бываетъ вся моя сила воли, чтобы не взять вдругъ дтей и не явиться съ ними къ бабушк, чтобы положить конецъ неизвстности и самовольно вызвать окончательное ршеніе…

Она замолкла при вид его протестующаго жеста.

– Но этого не случится, – прибавила она упавшимъ голосомъ и покачавъ головой. – Однако хотлось бы мн видть по крайней мр начало, первый шагъ къ цли…

– He дадите ли вы мн взглянуть въ бумаги Феликса? Пожалуй, он намъ понадобятся, – сказалъ онъ.

– Он къ вашимъ услугамъ.

И сдлавъ ему рукой знакъ слдовать за ней, быстро вышла въ садъ.

Люсиль вскочила и пошла съ ней. Она оперлась на руку барона Шиллингъ, когда они шли по платановой алле къ дому.

– Вонъ онъ опять стоитъ у забора, этотъ противный дядюшка, который тогда такъ нагло хохоталъ изъ своей комнаты, – проговорила она. – Заборъ довольно высокъ, изъ-за него только и видно, что ястребиный носъ и щетинистые волосы, но у меня зоркіе глаза и прекрасная память, – лицо осталось у меня въ памяти точно сфотографированное,- я узнала его съ перваго взгляда… Помяните мое слово, баронъ, старая лисица пронюхала что-то, – очень ужъ часто онъ заглядываетъ черезъ заборъ.

Донна Мерседесъ прекрасно устроилась

въ салон съ рзными деревянными стнами. У окна вдоль стны, примыкавшей къ монастырскому помстью, стоялъ великолпный рояль, привезенный изъ Америки, а въ ниш другого окна она помстила большой письменный столъ. Онъ былъ весь заставленъ изящнымъ письменнымъ приборомъ, кипами книгъ и различными шкатулками.

Молодая женщина достала съ одной изъ нижнихъ полокъ изъ самаго темнаго угла шкатулку рококо изъ благороднаго металла художественной работы; она отперла ее, вынула оттуда разныя бумаги и разложила ихъ по столу.

– Вотъ вс бумаги, которыя Феликсъ привезъ изъ Германіи, – сказала она, вотъ свидтелъство о его брак съ Люсилью изъ Колумбіи, вотъ метрики дтей; эти три документа, – прервала она свою рчь, – въ случа потери невозможно будетъ возобновить, такъ какъ церковныя книги въ Колумбіи сгорли. Это…

– Свидтельство о смерти бднаго Феликса, – договорилъ баронъ Шиллингъ упавшимъ голосомъ, такъ какъ она вдругъ остановилась, но и онъ тоже умолкъ и осмотрлся кругомъ.

– Какъ, мыши возятся здсь и среди благо дня? – вскричалъ онъ, прислушиваясь еще къ шуму, который почти прекратился въ эту минуту.

– Да, мыши! – протянула Люсиль насмшливо и поспшно вышла изъ комнаты.

16.

Между тмъ Іозе ворча заперъ черезчуръ услужливаго Пирата въ его помщеніе, находившееся подл мастерской. Потомъ онъ съ большими усиліями и слезами овладлъ своимъ напуганнымъ кроликомъ и носилъ его на рукахъ, наблюдая, затаивъ дыханіе, какъ маленькое животное доврчиво ло изъ его рукъ.

Малютка, надъ блокурой головой котораго еще нсколько недль тому назадъ свтило тропическое солнце, игралъ теперь, какъ настоящій нмецкій ребенокъ, подъ липами у пруда.

Онъ любилъ густыя вершины деревьевъ съ жужжащими пчелами, небольшое водное зеркало съ его сверкающей рябью, на которой иногда появлялись карпы, ловящіе комаровъ, окружающую озеро лужайку, гд отдыхали утки, коимъ надодало плавать по озеру. И въ эту-то прохладную манящую тнь принесъ онъ теперь своего маленькаго любимца, обгавъ вдоль и поперекъ весь освщенный солнцемъ садъ. Онъ осторожно посадилъ зврька въ травку и самъ прислъ рядомъ съ нимъ на корточки. Нжно гладилъ онъ его мягкую шелковистую шерсть, съ восхищеніемъ смотрлъ въ его красные глазки и внимательно наблюдалъ за движеніемъ его ушей, какъ вдругъ его испугалъ пронзительный смхъ.

Въ монастырскомъ саду, на грушевомъ дерев, растущемъ подл самаго забора, сидлъ Витъ. Онъ болталъ въ воздух длинными ногами, а блые зубы большого, широко раскрытаго рта сверкали точно зубы хищнаго животнаго.

– Ахъ, дуракъ! простофиля! онъ считаетъ это за диво! Это самый обыкновенный тушканчикъ, разв ты этого не знаешь? – закричалъ онъ черезъ заборъ.

– Тушканчикъ? – повторилъ смущенный ребенокъ, выговаривая незнакомое ему слово съ иностраннымъ акцентомъ, и съ сомнніемъ смотрлъ то на кролика, то на незнакомаго ему мальчика, котораго онъ еще никогда не видалъ и который такъ увренно сидлъ на высокомъ сучк, какъ на обыкновенномъ стул. Теперь этотъ чудной мальчикъ съ ловкостью обезьяны поползъ по сучку и соскользнулъ по стволу на землю. На минуту онъ совсмъ исчезъ, слышался только шелестъ и трескъ втвей, потомъ изъ-подъ забора показалась лохматая голова, а вслдъ за тмъ Витъ стоялъ уже на ногахъ и бжалъ къ пруду.