В доме Шиллинга
Шрифт:
– Тетка избила меня до полусмерти, папа! – вскричалъ Витъ, не будучи въ состояніи дождаться, когда отецъ начнетъ его разспрашивать.
Совтникъ обернулся, какъ бы не вря своимъ ушамъ.
– Да, страшно избила и вытолкала меня. Что же мн длать, если глупый мальчишка бгаетъ всюду за мной, какъ щенокъ?
– Кто? О комъ ты говоришь дитя мое? – спрослъ совтникъ дрожа – онъ подумалъ, что мальчикъ начинаетъ бредить.
– Я говорю о мальчишк изъ дома Шиллинга, – продолжалъ Витъ, нетерпливо поворачиваясь на соф, – о голубомъ болван, который всегда играетъ тамъ въ саду съ большой собакой. Онъ прибжалъ со мной въ нашу кладовую…
– Онъ
Витъ утвердительно кивнулъ головой и половина того, что было въ ложк, которую держалъ его отецъ, пролилось на полъ.
17.
Какъ только Витъ съ воплями исчезъ во мрак лстницы, гнвъ и негодованіе пропали съ лица маіорши. Оно опять стало блдно и неподвижно, какъ камень. Она взяла конецъ своего широкаго синяго фартука и вытерла имъ потъ съ разгоряченнаго личика маленькаго Іозе, причемъ она старательно избгала взгляда его заплаканныхъ глазъ; у нея не нашлось ни одного успокоительнаго слова для ребенка, и когда онъ, по ея знаку идти съ ней, доврчиво взялъ ее за руку, грубые жесткіе пальцы ея дрогнули, какъ будто эта мягкая теплая дтская рученка была змей.
Былъ также поздній послобденный часъ, когда много лтъ тому назадъ ухавшая тайно изъ Кенигсберга офицерская жена вошла въ переднюю мезонина. Тогда также робко ступалъ подл нея своими маленькими ножками мальчикъ и прижимался блокурой головой къ матери, которая съ жестокой ршимостью промняла свое блестящее положеніе на уединенную жизнь въ монастырскомъ помсть, чтобы сильне наказать своего мужа и заклеймить его передъ свтомъ… Она предполагала тогда воспитать шедшаго подл нея мальчика такъ, чтобы онъ никогда и не вспоминалъ „о легкомысленномъ отц“ и навсегда остался исключительно ея собственностью, – страшная катастрофа доказала ей противное.
Проходило ли все это въ эту минуту въ голов женщины, сильно посдвшія косы которой лежали на голов такой же изящной діадемой, какъ нкогда блестящіе прекрасные волосы?
Она повела маленькаго Іозе въ свою комнату съ темными стнными шкафами къ старомодному столику на которомъ стоялъ умывальникъ, – сюда же привела она тогда своего мальчика, чтобы умыть его посл дороги и смнить синюю бархатную курточку, столь ненавистную ея брату.
Ея большіе суровые глаза какъ бы подернулись туманомъ, когда она, намочивъ въ свжей вод полотенце, вытирала имъ распухшія вки ребенка, а пальцы ея очевидно избгали прикасаться къ его розовымъ щечкамъ.
– Не болтай! – приказала она рзко, когда онъ робко заговорилъ своимъ нжнымъ мягкимъ голосомъ о тет Мерседесъ, Як и Дебор. Произнеси она еще хоть одинъ звукъ, и голосъ ея прервался бы, чего конечно не понялъ испуганный и замолчавшій ребенокъ.
Онъ не посмлъ даже сказать, что ему очень хотлось пить, и только съ жадностью смотрлъ на графинъ съ водой; у него пересохло во рту отъ крика, отъ духоты и пыли на чердак. Такъ же кротокъ былъ мальчикъ, который двадцать пять лтъ тому назадъ игралъ въ оконной ниш и постелька котораго стояла подл ея постели за грубой шерстяной занавской.
Маіорша размшала въ стакан съ водой немного вина и сиропа и, отвернувшись, подала ребенку. Это освжающее питье она предлагала иногда бднымъ утомленнымъ путникамъ, заходившимъ въ монастырское помстье, почему бы не предложить его чужому ребенку,
Кто видлъ когда нибудь эту женщину такой неувренной!… За самой тяжелой работой ея сильныя движенія никогда не теряли спокойной увренности, а теперь она пролила воду и щетка два раза выскользнула изъ ея рукъ на полъ. Она молча и торопливо толкнула ребенка къ двери и вышла съ нимъ въ переднюю.
Въ это время на скрипящихъ ступеняхъ лстницы послышались тяжелые мужскіе шаги и въ полусвт лстницы появилась сдая стриженая голова совтника.
– Э, чортъ возьми! У тебя гости, какъ я вижу, – вскричалъ онъ, еще не поднявшись на послднюю ступеньку. Трудно было ему подниматься на лстницу, – онъ совсмъ запыхался. Но когда онъ вошелъ въ переднюю, онъ представлялъ олицетвореніе силы и дикой энергіи. Только на лиц остались слды времени, – густыя ли брови очень разрослись или глаза глубоко впали, только они не имли ужъ прежняго дерзкаго и высокомрнаго взгляда, – они сверкали, какъ искры изъ-подъ пепла.
Такимъ пылающимъ взглядомъ окинулъ онъ маленькаго Іозе, который робко отступилъ передъ этимъ человкомъ, съ рзкимъ грубымъ голосомъ, и обими рученками ухватился за руку своей спутницы, которую она, выходя изъ комнаты спрятала въ складкахъ платья, какъ бы не замчая, что ребенокъ искалъ ее.
– Чей это мальчикъ? – рзко и сурово спросилъ совтникъ у сестры.
– Почемъ я знаю? – отвчала она, пожимая плечами и прямо, не моргая, глядя въ его сверкавшіе глаза. – Я шла въ свою комнату и услыхала на чердак дтскій крикъ, – твой Витъ забавлялся и заперъ чужого ребенка въ нашу кладовую.
– И за это ты его такъ обидла? – прервалъ онъ ее, вн себя отъ бшенства и огорченія.
– Обидла? – повторила она съ холодной ироніей. – Я отсчитала ему заслуженные имъ двадцать пять ударовъ и нахожу, что это вполн справедливо, – прибавила она со свойственной ей энергіей.
Это невозмутимое спокойствіе заставило совтника придти въ себя; онъ почувствовалъ, что благодаря этой вспышк онъ потерялъ такъ долго удерживаемое имъ превосходство надъ ней. Онъ сдержался и сказалъ раздраженно: „такъ строго наказывать моего ребенка я не позволяю даже себ самому!”
– Къ его вреду! Изъ мальчика никогда ничего путнаго не выйдетъ!…
Никогда еще во всю свою жизнь не подвергала она своего брата такой неумолимой критик, – она очевидно не владла собой.
– Это твое мнніе, Тереза? – спросилъ онъ язвительно. Его загорлое лицо покраснло отъ гнвнаго удивленія, но онъ не вспылилъ, и только на губахъ его играла злая насмшливая улыбка.
– Было бы ужасно, еслибы и мой сынъ бжалъ съ танцовщицей ночью въ непогоду.
Маіорша молчала. Она стиснула зубы и быстрымъ движеніемъ вырвала свою руку у Іозе.