В доме Шиллинга

Марлитт Евгения

И женщина, которая тогда сильно побранила за это мальчика, такъ какъ, по ея мннію, не было дома, боле прекраснаго, почтеннаго и привлекательнаго, чмъ ея родной домъ въ монастырскомъ помсть, теперь невольно окинула взоромъ стны и потемнвшій потолокъ и все это показалось ей перекосившимся и покривившимся, точно постарвшимъ за ночь, какъ будто бы со сломанной волей лежавшаго на носилкахъ и старое „соколиное гнздо“ Вольфрамовъ такъ одряхлло, что кривыя балки не выдержатъ тяжести обрушившихся на нихъ обломковъ стнъ, когда разрушится мрачное монастырское строеніе.

– Я не останусь здсь доле, чмъ требуетъ долгъ, – какъ бы безсознательно сказала маіорша дрожащими губами и, поднявъ двочку съ полу, прижала ее къ своей груди.

Донна Мерседесъ, какъ бы движимая какимъ-то непреодолимымъ побужденіемъ, съ живостью протянула ей руку. Эта молодая величественная женщина, въ жилахъ которой текла гордая кровь, пришла, какъ врная дочь, утшить и поддержать ее, не обращая вниманія на то, что офиціально вступила въ домъ, обезчещенный преступленіемъ… И хотя она была дочъ его и ненавистной „второй“ жены, вмст съ тмъ она была сестра Феликса, которая нжно любила брата и ухаживала за нимъ до самой смерти, которая одна оставалась при его дтяхъ, – вс прочіе лежали въ земл, недоступные для мщенія. И маіорша обратила бы оружіе противъ себя, еслибы распространила мщеніе на невинную, на единственную особу, съ которой она могла говорить о прошломъ, когда она любила и дйствительно жила… He пора ли было снова поискать солнечнаго тепла любви, когда такъ близко надвигался холодъ старости.

Въ то время какъ бури судьбы бушевали надъ монастырскимъ помстьемъ, очищая его, въ белъ-этаж сосдняго дома Шиллинговъ чувствовалась душная тяжелая атмосфера.

Хозяйка дома была все еще больна, и прислуга, вращавшаяся около нея находила, что фрейлейнъ фонъ Ридтъ, которая за ней ухаживала, занимала въ высшей степени тяжелый постъ. Она никогда не теряла терпнія и такъ спокойно выслушивала обращенныя къ ней сердитыя слова и брань, какъ будто и не слыхала ихъ. Иногда, впрочемъ, выпадали и тамъ тихіе спокойные дни, и тогда баронесса не знала, какъ и чмъ отблагодарить фрейлейнъ фонъ Ридтъ за ея любовь и доброту, – недоставало только того, чтобы она становилась передъ ней на колни. Такая перемна происходила всегда по полученіи письма съ извстнымъ почтовымъ штемпелемъ.

Баронесса все еще продолжала попрежнему безпокойно ходить по комнатамъ и заламъ, но не выходила изъ своихъ комнатъ. Только одинъ разъ садовникъ видлъ, какъ она около полуночи ходила взадъ и впередъ около мастерской, пока ни пришла за ней фрейлейнъ фонъ Ридтъ и ни увела ее въ домъ посл горячаго разговора, во время котораго баронесса гнвно топала ногами.

Больше всего ее видали на террас. И тамъ она также безпокойно ходила между апельсинными деревьями и всегда около балюстрады, окружавшей террасу съ восточной стороны. Оттуда ей видно было всю платановую аллею, и сквозь чащу деревьевъ проглядывалъ верхній этажъ мастерской, гд помщался баронъ Шиллингъ. Тамъ же она и обдала съ фрейлейнъ фонъ Ридтъ и сидла съ книгой или вышиваньемъ въ рукахъ, но главнымъ образомъ терраса служила ей обсерваціоннымъ [40] пунктомъ, съ котораго она наблюдала за сношеніями между домомъ и мастерской. Ни одна порція кушанья, ни одна бутылка вина, снесенныя въ мастерскую, не ускользали отъ ея зоркихъ глазъ, a тмъ боле ни одно живое существо, ступившее на убитую гравіемъ дорожку аллеи.

[40] наблюдательным.

Такимъ образомъ она однажды увидала своего мужа, въ первый разъ по его возвращеніи, идущимъ подъ платанами. Въ первую минуту радостнаго испуга – ей и въ голову не пришло, что нижній этажъ также былъ обитаемъ, – ей овладло невыразимо пріятное чувство побды – онъ уступилъ, онъ подчинился наконецъ и идетъ къ ней!… Она посмотрла долгимъ насмшливымъ торжествующимъ взглядомъ на слегка поблднвшее склоненное надъ работой лицо канониссы, но осталась на террас и гордо выпрямилась, – такимъ образомъ она ждала его, по вншности холодная, какъ статуя, и строгая, на самомъ же дл сгорая отъ нетерпнія; но знакомые шаги не раздались въ бель-этаж, „кающійся“

не появлялся въ стеклянной двери, на которую былъ устремленъ ея взоръ, только камердинеръ Робертъ вошелъ съ кушаньемъ и сообщилъ о происшествіи въ нижнемъ этаж и о томъ, что „господинъ баронъ сейчасъ отправился туда“.

Посл этого она нсколько разъ звала къ себ мужа письменно, чтобы переговорить съ нимъ о поправкахъ въ салон, необходимыхъ посл этого скандальнаго происшествія, такъ какъ при этомъ затронуты ея интересы, на что получила короткій и ршительный отвтъ, что приличія требуютъ не поднимать шума до похоронъ въ сосднемъ дом.

Баронъ Шиллингъ не приходилъ больше въ домъ съ колоннами, но постилъ монастырское помстье.

Онъ долго сидлъ въ присутственной комнат и имлъ интимный разговоръ съ маіоршей, a по возвращеніи домой приказалъ садовнику съ помощью конюха сейчасъ же при себ прорубить проходъ въ изгороди, отдлявшей домъ Шиллинга отъ монастырскаго помстья.

Баронесса, сильно раздраженная, смотрла на это съ террасы; она законная владтельница шиллингова дома, безъ ея вдома не можетъ быть пересаженъ никакой кустъ, измнена никакая грядка. И вдругъ онъ распоряжается тамъ какъ полновластный хозяинъ… это невыносимо!… Онъ самовольно уничтожаетъ благодтельную преграду, отдлявшую „мужицкій элементъ“ отъ знатнаго рода, и, кажется, хочетъ завести интимныя сношенія съ сосдями и именно въ ту минуту, когда открылось, что „эти люди“ безчестно похитили у Шиллинговъ тайну и пріобрли участокъ земли, обогатившій ихъ.

– Онъ съ ума сошелъ! – сказала она съ гнвомъ и схватила шляпу и перчатки, чтобы отправиться туда и по праву собственницы наложить запрещеніе; но канонисса не пустила ее. Она встала въ дверяхъ и съ непоколебимымъ спокойствіемъ объявила, что не допуститъ, чтобы „личность, порученная ея попеченію, подвергла себя оскорбленію передъ прислугой, а что она получила бы рзкій отказъ, было несомннно посл его недавняго безпощаднаго поступка и обращенія съ ней въ мастерской“.

Такимъ образомъ пылавшая негодованіемъ баронесса принуждена была остаться и видть, какъ маіорша въ тотъ же вечеръ прошла черезъ вновь продланную брешь въ изгороди и направилась въ домъ съ колоннами.

Итакъ примиреніе, очевидно, совершилось; цль была достигнута, несмотря на то, что баронесса отказалась отъ всякаго участія и злобно старалась помшать выполненію плана своимъ отъздомъ. Въ ней не нуждались и ей ни разу не написали, прося вернуться, какъ она думала изъ упрямства, теперь же она убдилась, что о ней и не думали. Она готова была плакать отъ злости и досады.

37.

Совтникъ Вольфрамъ и его маленькій сынъ покоятся со вчерашняго дня на кладбищ рядомъ съ „бдной смиренной совтницей“. Похороны были рано утромъ и очень скромные.

На двор монастырскаго помстья снова слышался хозяйственный шумъ, какъ будто бы онъ никогда и не прерывался. Большія ворота были открыты настежь цлый день, и работники разъзжали взадъ и впередъ, – жатва уже началась, и служанки съ раскраснвшимися лицами хлопотали въ конюшняхъ, погребахъ и около очага, гд въ огромныхъ котлахъ готовилось кушанье для жнецовъ.

Маіорша слдила за всмъ, какъ длала это въ теченіе долгихъ лтъ. Нельзя было остановить сразу такое большое хозяйство, шедшее до сихъ поръ аккуратно, какъ часовой механизмъ; надо сдлать это постепенно, разматывая нитку за ниткой, и для глубоко потрясенной женской души нужна была вся сила воли, чтобы привести это въ исполненіе. Она отстранила отъ себя только продажу молока, – этимъ завдывали теперь служанки. Вс дла касательно наслдства, оставленнаго совтникомъ, она поручила барону Шиллингъ, который отнесся къ ней, какъ сынъ, въ эти дни печали и невыразимаго горя. Она уговорилась съ нимъ, чтобы роковой проходъ въ домъ Шиллинга былъ задланъ наглухо; присутственная комната и столовая были заперты, – она съ содроганіемъ избгала этихъ двухъ комнатъ.