В доме Шиллинга
Шрифт:
– Онъ пошелъ въ малую долину, – прошепталъ докторъ, когда она тихо подошла къ нему. – И какъ бы ни были плохи тамъ дла, для него это лучше. Тамъ его ожидаютъ тяжелыя заботы, которыя облегчатъ ему его тяжелое горе.
Докторъ также ушелъ. Маіорша закрыла нижнія окна, спустила шторы и, чтобы освжить воздухъ, открыла верхнія половинки оконъ… Съ минуту простояла она, какъ бы въ оцпенніи передъ трупомъ мальчика, который прошелъ по земл лишь для того, чтобы причинять несчастія и страданія всмъ окружающимъ, – и, прижавъ руку къ груди, сказала себ, что и она виновата въ томъ, что страстно желала продолженія рода Вольфрамовъ, и исполненіе этого приступнаго желанія было послано въ наказаніе ей.
Она погасила огонь,
Звзды сіяли во всемъ своемъ великолпіи надъ монастырскимъ помстьемъ, надъ старымъ фронтономъ и стнами, въ которыхъ она играла счастливымъ ребенкомъ, мечтала гордой невстой и невыразимо страдала женой и матерью – страдала по своей собственной вин! И то, что начато было этимъ бурнымъ днемъ, докончила тихая, торжественная, молчаливая ночь, – совершился переворотъ въ женской душ, которая еще сегодня посл обда, преисполненная ревности и жажды мести, возмущалась при извстіи, что коварно покинутый, хотя еще до сихъ поръ любимый, мужъ былъ счастливъ съ другой и забылъ ее непримиримую. Она должна была бороться съ собой, чтобы въ порыв ненависти не броситься на прекрасную женщину, дочь ненавистной „второй“ жены. Но теперь все прошло, и душа ея просвтлла…
На слдующее утро поразительная всть разнеслась по всему городу, – совтникъ Вольфрамъ погибъ въ копяхъ. Люди разсказывали, что онъ пришелъ туда ночью, точно пьяный или одержимый головокруженіемъ, несмотря на вс увщанія, веллъ спустить себя въ шахту вмст съ другими для спасенія погибающихъ, и, едва начали ихъ спускать, онъ вдругъ исчезъ, должно быть, у него закружилась голова, и онъ упалъ въ глубину.
36.
Во всхъ городскихъ кружкахъ господствовало неописанное волненіе. Вдь несчастіе въ копяхъ уже давно предвидлось, но благодаря алчному упрямству владльца копей и легкомыслію его рабочихъ случилось то, что въ нсколько часовъ много здоровыхъ работниковъ, отцовъ и сыновей, погибло ужасной смертью, – очень немногіе спаслись. Многимъ въ ихъ безграничной печали и горести служило истиннымъ утшеніемъ и какъ бы удовлетвореніемъ то, что совтникъ Вольфрамъ понесетъ всю тяжесть отвтственности и долженъ будетъ искупить свою вину…
И вдругъ онъ умеръ – сдлался самъ жертвой катастрофы въ ту самую ночь, когда умеръ его единственный сынъ. Многіе считали это неизбжнымъ искупленіемъ его несправедливости, очевиднымъ наказаніемъ Божiимъ, другіе напротивъ предполагали, что здсь не обошлось безъ его собственнаго желанія.
Въ обществ ничего не было извстно о томъ, какъ и отчего умеръ Витъ. Тмъ сильне было впечатлніе въ дом Шиллинга. Анхенъ тотчасъ же побжала въ мастерскую и доложила хозяину дома о случившемся, а мадемуазель Биркнеръ не имла никакого основанія умалчивать въ людской о блестящемъ оправданіи Адама.
Это извстіе мигомъ собрало вмст всю прислугу дома… Какъ? это не душа бднаго служителя бродила за деревянной стной салона. Настоящія руки, и ноги, изъ плоти и крови, двигались тамъ и ощупывали стну, а мнимый призракъ гордо и высокомрно расхаживалъ по городскимъ улицамъ, заставлялъ титуловать себя „господиномъ совтникомъ“, былъ самымъ богатымъ изъ всхъ богачей въ окрестности и никогда не находилъ нужнымъ отвчать на почтительные поклоны шиллинговыхъ слугъ! Этотъ шпіонъ, этотъ подслушиватель, этотъ негодяй, укравшій у стараго барона цлое состояніе!
Никогда еще слуги
Но Якъ мрачно стоялъ у двери какъ черная мраморная статуя, и гордая обитательница комнаты, которая обыкновенно въ эти часы уходила въ садъ, сегодня не покидала своихъ аппартаментовъ.
Къ тому же внезапно пожаловалъ баронъ Шиллингъ и, хотя онъ, посл того какъ Якъ доложилъ о немъ, пробылъ въ салон лишь нсколько минутъ, чтобы, какъ хозяину дома, убдиться въ произведенномъ поврежденіи, но могъ каждую минуту придти опять, а онъ такимъ строгимъ и мрачнымъ взоромъ смрилъ любопытныхъ, толпившихся въ сняхъ, что у нихъ морозъ пробжалъ по кож.
На слдующее утро вся прислуга опять собралась у желзной ршетки передняго сада; они шопотомъ разговаривали между собой и съ прохожими, которые останавливались толпами – мальчикъ изъ булочной принесъ извстіе о смерти совтника. Прислуга также была не мало удивлена, когда мимо нихъ быстро и молча прошла служанка изъ монастырскаго помстья съ заплаканными глазами въ домъ съ колоннами и сейчасъ же вышла оттуда вмст съ донной Мерседесъ. Она держалась на почтительномъ разстояніи отъ прекрасной стройной женщины, которая накинула себ на голову и плечи черный кружевной платокъ и вела за руку маленькую Паулу.
Вс робко разступились передъ легкой величественной фигурой, которая еще впервые ступила своей изящно обутой ножкой на тротуаръ за желзной ршеткой, чтобы въ слдующую же минуту исчезнуть за калиткой монастырскаго помстья.
Маіорш не удалось, какъ она надялась и желала, постучаться въ дверь дома Шиллинга и просить тамъ пріюта, чтобы утшиться и успокоиться среди внучатъ, единственныхъ близкихъ ей существъ. Какъ только появился первый свтъ зари, птицы зашевелились въ кустахъ и птухи запли на заднемъ двор, въ дом поднялась странная суета и движеніе. Она слышала, какъ служанки звали ее и, вроятно, разыскивали по всему дому. Но она не хотла, чтобы ее нашли; для нея не было больше дороги въ братнинъ домъ.
Она встала со скамьи и быстро выбжала въ калитку, выходившую на пустынную улицу, но ихъ старый работникъ ома, разыскивая ее, высунулъ голову въ калитку и прокричалъ ей ужасную всть…
Bсe, все было кончено! На носилкахъ, стоявшихъ посреди сней, лежалъ конецъ боле чмъ трехсотлтней дятельности, лежалъ самовластный деспотъ, который въ послднее время связался съ злымъ демономъ и въ своемъ безуміи хотлъ превзойти всхъ своихъ предковъ.
Съ сухими глазами, но едва держась на ногахъ, пошла она въ бывшую трапезную, растворила настежь двери и молча сдлала знакъ людямъ нести посддняго владльца монастырскаго помстья въ лучшую комнату въ дом, бывшую его гордостью. Она собственноручно уложила рядомъ съ нимъ его маленькаго сына и зажгла на стнахъ массивные серебряные канделябры, которые зажигались послдній разъ во время крестинъ Вита. Еще разъ должны были горть въ нихъ восковыя свчи и потомъ ужъ никогда боле не свтить ни одному Вольфраму.
Она ходила, какъ лунатикъ; виски ея бились и кровь лихорадочно волновалась; но все, что слдовало, было сдлано съ необычайнымъ самообладаніемъ, и уже потомъ, когда все стихло въ запертомъ дом, она послала сказать донн Мерседесъ, что не можетъ сегодня придти, потому что должна остаться при покойникахъ.
И вотъ, казалось, прелестная Психея появилась надъ разверзшимися въ роковую ночь могилами – маленькая блокурая двочка въ бломъ плать, держась за руку донны Мерседесъ, вошла въ мрачныя сни монастырскаго помстья, но осматривалась кругомъ большими испуганными глазами и спрятала свое маленькое личико въ складкахъ тетинаго платья, какъ это сдлалъ нкогда бдный мальчикъ въ голубой бархатной куртк.