В доме Шиллинга
Шрифт:
Однако любопытство превозмогло. Онъ, вытянувъ шею, заглянулъ туда и увидалъ у самаго отверстія дв каменныя гладкія ступени, прекрасно сдланныя и блествшія во мрак. Слабый свтъ дня врывавшійся черезъ отверстіе освщалъ сбоку новыя доски, то была стнка шкафа, въ которомъ лежали оловянныя трубы органа и деревянный ангелъ.
– Дуракъ! Чего тутъ бояться, – тутъ все ново! Что такое прячетъ здсь папа.
Крпко придерживаясь за доски, ползъ онъ по крутымъ ступенькамъ, сдлалъ два шага по ровному полу и вдругъ наткнулся на что-то эластичное, на-ощупь похожее на кожаную подушку въ старомъ кресл отца. Это что-то подалось назадъ и безшумно отворилось какъ дверь, но мягкая и толстая, какъ
Въ ту минуту, какъ этотъ странный предметъ отодвинулся, мальчикъ ясно и отчетливо услыхалъ чужой женскій голосъ; онъ звучалъ, какъ колокольчикъ, и разсказывалъ о горящихъ домахъ, убитыхъ людяхъ и объ одномъ раненомъ, который все говорилъ о своей матери. Виту казалось, что онъ читаетъ книгу, но онъ не былъ любителемъ трогательныхъ исторій. Онъ разгонялъ служанокъ, когда он въ людской разсказывали сказки о покинутыхъ и заблудившихся дтяхъ или о мученичеств и кончин какихъ нибудь легендарныхъ героинь… Такъ и теперь онъ терялъ терпнье и съ гнвомъ думалъ о томъ, какъ попала въ монастырское помстье женщина, говорившая такъ, какъ у себя дома, и никакъ не могъ догадаться, въ какой это комнат она находилась. Смло съ сердитымъ лицомъ двинулся онъ впередъ. Его протянутыя впередъ руки наткнулись вдругъ на дерево, и это должно быть, была дверь, потому что онъ ощупалъ задвижку… Теперь онъ такъ напугаетъ „глупую женщину”, которая все еще продолжала свои скучные разсказы, что она со страха упадетъ со стула.
Онъ отодвинулъ задвижку и потянулъ дверь… вдругъ онъ очутился за удивительной ршеткой, похожей на плотное прозрачное кружево, а за ней находилась большая роскошная комната, отдланная цвтной шелковой матеріей и украшенная блестящими бездлушками. Но все это онъ увидлъ мелькомъ какъ бы при свт молніи; все исчезло передъ группой, представившейся ему посреди комнаты: двушка въ выжидательной поз съ широко-раскрытыми блестящими глазами, устремленными на него и рядомъ съ ней огромная, точно тигръ, собака, оскаливъ зубы и съ глухимъ ворчаніемъ, готовая при малйшемъ его движеніи броситься на непрошеннаго гостя.
Витъ попробовалъ отступить, но въ эту минуту изъ груди двушки вырвался пронзительный крикъ, и собака огромнымъ прыжкомъ очутилась у ршетки, которая подъ тяжестью ея тла затрещала и разлетлась въ мелкіе кусочки, какъ будто это было въ самомъ дл нжное кружево.
Мальчикъ бросился бжать въ неописанномъ ужас, но наткнулся на обитую матрацомъ дверь, упалъ, ударился лбомъ о каменныя ступени и скатился по лстниц на полъ присутственной комнаты.
Въ ту же минуту запыхавшееся животное съ яростнымъ рычаніемъ очутилось подл распростертаго тла, какъ бы готовясь разорвать всякаго, кто приблизится къ его добыч.
– Это мышиный проходъ! – вскричала Анхенъ съ дикой безумной радостью. – Слава Богу! Слава Теб, Господи! Moй милый, добрый отецъ не былъ предателемъ! Шпіонъ былъ въ монастырскомъ дом!
Она отодвинула отъ стны кушетку, черезъ которую перепрыгнулъ Пиратъ, побжала по чудно открывшемуся „мышиному проходу“ и оттащила собаку отъ мальчика. Но Витъ не поднялcя съ полу, лицо его исказилось, и густая блая пна выступила на губахъ, – онъ лежалъ въ припадк.
Дамы, сидвшія въ оконной ниш и всецло занятыя другъ другомъ, не замтили ни страннаго поведенія Анхенъ и Пирата, ни удивительнаго появленія мальчика въ стн. Только при крик двушки и треск деревянной рзьбы он вздрогнули отъ испуга и увидли исчезавшую въ облак пыли собаку. Между тмъ какъ удивленная и растерявшаяся донна Мерседесъ оставалась неподвижно на своемъ мст, не понимая радости Анхенъ, маіорша, охваченная какимъ-то предчувствіемъ, быстро вскочила.
– Шпіонъ былъ въ монастырскомъ дом! – закричала двушка.
Нетвердыми шагами, какъ
– Боже милостивый! – вскричала она и подняла руки къ небу, какъ бы стараясь отклонить отъ себя великій неизгладимый позоръ, вдругъ обрушившійся на нее.
Да, черезъ узкій проходъ видна была присутственная комната! Тамъ прямо противъ него у противоположной стны стояло старинное ддовское канапе, обитое темной бумажной матеріей, а надъ нимъ вислъ портретъ ея ддушки стараго Клауса, самаго честнаго и дятельнаго изъ всхъ Вольфрамовъ. Его честные глаза пристально смотрели въ сосдній домъ дворянскаго рода, который, не подозрвая того, имлъ такое безчестное предательское сосдство. Но онъ такъ же, какъ и другіе его предки, какъ и его рано умершій сынъ, почтенный отецъ „совтника“, ничего не зналъ объ этомъ таинственномъ монашескомъ проход. Ни въ какихъ бумагахъ, ни въ какихъ преданіяхъ не упоминалось о потайномъ сообщеніи между двумя монастырскими домами.
Только послдній въ ихъ род напалъ на потайной уголокъ старыхъ монаховъ, служившій имъ для подслушиваній, послднiй, бывшій въ дтств коварнымъ и хитрымъ, умвшимъ скрывать это отъ окружающихъ.
Еще глубокій мракъ покрывалъ постыдную катастрофу; одно только можно было понять, что Витъ слдилъ за своимъ отцомъ. Онъ лежалъ распростертый на полу, между тмъ какъ Анхенъ оттащила отъ него собаку за ошейникъ, Анхенъ, дочь человка, который нкогда изъ-за чужой подлости лишился чести и жизни. Въ нсколькихъ шагахъ отсюда былъ порогъ, на которомъ онъ стоялъ, умоляя спасти его честь.
– Мальчикъ боленъ, – вскричала двушка. Она грознымъ движеніемъ руки прогнала Пирата на лстницу галлереи, и онъ послушно отправился по ней домой и легъ на свое мсто подл колясочки Іозе.
Невыразимая борьба происходила въ душ женщины, которая съ дрожью во всхъ членахъ и помутившимся взоромъ, стояла въ зіявшемъ отверстіи, наполненномъ еще массой пыли и обломковъ рзьбы. Она не хотла имть ничего общаго съ безчестнымъ шпіономъ, подло подслушивавшимъ у стны, котораго въ свт называли „господиномъ совтникомъ“, онъ умеръ для нея, онъ не заслуживалъ, чтобы она пошевелила для него пальцемъ, промолвила слово въ его защиту. Но тотъ, что смотрлъ со стны, а вмст съ нимъ и длинный рядъ честныхъ предковъ, добившихся уваженія своей жизнью полной труда и непрерывной борьбы до самой смерти, они имли право требовать отъ одной изъ своихъ дочерей, чтобы она употребила вс усилія для сохраненія интересовъ Вольфрамовскаго дома…
– Постарайся спасти репутацію, бывшую величайшимъ нашимъ благомъ въ продолженіе столтiй! – казалось, говорила со стны серьезная всми уважаемая сдая голова.
Она стиснула зубы, прижала къ тяжело дышавшей груди крпко сжатыя руки и, нагнувъ свою высокую фигуру, прошла подъ обломками стны въ сопровожденіи донны Мерседесъ, понявшей теперь гнусное значеніе этого прохода, вступила въ него, въ этотъ тайный ходъ, погубившій честное и безупречное имя рода, продолжавшагося боле трехъ столтій.
He говоря ни слова, подняла она безчувственнаго лежавшаго въ сильныхъ конвульсіяхъ мальчика съ пола и при помощи другихъ уложила его на канапе. Потомъ она пошла черезъ столовую въ кухню. Тамъ ее обдало удушливымъ запахомъ гари, – жаркое сгорло и въ суповомъ горшк выкипали остатки бульона.
Какъ ни болла ея душа, какъ ни тяжело ей было – казалось, сердце перевернулось сегодня у нея въ груди – многолтняя привычка къ хозяйственной дятельности заговорила въ ней. Машинально сняла она горшокъ и жаркое съ огня, поставила ихъ на каменный столъ, отворила об половинки окна, потомъ вышла въ сни, позвала одну изъ служанокъ, все еще болтавшихъ у воротъ, и послала ее за докторомъ.