В доме Шиллинга
Шрифт:
– Замчаешь, Іозе, какая тамъ поднимается пыль? – прошептала въ эту минуту Анхенъ, указывая мальчику рукой на стну. – И слушай, какой тамъ шорохъ, какъ будто ощупываютъ пальцами дерево. – Слышишь?… Ты можетъ быть думаешь, что это человкъ? Нтъ! это мыши… мыши! Вс говорятъ это, конечно, это должно быть такъ!
И она на цыпочкахъ, затаивъ дыханіе, съ раскраснвшимся лицомъ, какъ будто вся ея молодая горячая кровь ударила ей въ голову, приблизилась къ стн, и Пиратъ поднялся на ноги и съ грознымъ ворчаньемъ сталъ рядомъ съ ней, какъ бы готовясь каждую минуту броситься на ожидаемаго грызуна.
34.
Ужасная катастрофа въ каменно-угольныхъ копяхъ, какъ
Жены рудокоповъ несли своимъ мужьямъ обдъ и когда они шли по малой долин, земля съ глухимъ шумомъ вдругъ заколебалась подъ ихъ ногами. Въ ту же минуту изъ копей выскочили двое перепуганныхъ, блдныхъ, какъ смерть, рудокоповъ и сообщили о страшномъ несчастіи. Они еще могли спастись, но о прочихъ, отчаянные вопли которыхъ о помощи долетли до нихъ, они не могли ничего сказать. Они своимъ заплетающимся отъ страха языкомъ только одно и твердили, что вода бьетъ бурнымъ потокомъ и скоро зальетъ все.
Въ первую минуту немного могли сдлать для спасенья погибающихъ, большая часть рабочихъ находилась въ копяхъ, и только нсколько человкъ было въ распоряженіи инспектора, но женщины съ криками и воплями побжали черезъ городъ къ монаcтырскому помстью и окруженныя цлой толпой, все боле и боле увеличивавшейся, ворвались въ сни. Страшные вопли, къ которымъ примшивался грозный ропотъ, звонко раздавались въ старыхъ стнахъ. Работники и поденщики прибжали съ задняго двора, а служанки заперлись въ кухн, такъ какъ думали, что возбужденная толпа хочетъ убить совтника. He стучались, а съ проклятіями и угрозами изъ всхъ силъ колотили кулаками въ дверь присутственной комнаты, такъ какъ небрежный владлецъ копей не скоро явился.
Наконецъ задвижки отодвинулись, и совтникъ, блдный отъ испуга, показался на порог.
Двадцать глотокъ разомъ сообщили ему о несчастіи.
У этого холоднаго, умвшаго владть собой человка, дрожали колни; онъ молча схватилъ свою шляпу и тотчасъ пошелъ черезъ толпу, которая послдовала за нимъ, и у него не хватило силы и присутствія духа освободить себя строгими словами отъ ихъ шумнаго сопровожденія. Его работники, поденщики и служанки также побжали за нимъ.
Витъ ничего не подозрвалъ объ этомъ происшествіи. Онъ спустился съ грушевого дерева, какъ только исчезло за деревьями платье тетки Терезы, побжалъ къ калитк, которая все еще стояла настежь, затворилъ ее и заперъ. Теперь тетка должна будетъ въ кухонномъ фартук, безъ шляпы и шали идти по улиц, если захочетъ возвратиться въ монастырское помстье. И подломъ ей! зачмъ она ушла къ чужимъ людямъ, которые терпть не могли ни его, ни папы!
Онъ пытался также снять съ кольевъ блившееся полотно, которое вовсе не было украдено, какъ онъ солгалъ, скатать его и спрятать въ кусты; какъ разсердилась бы и испугалась тетка Тереза, но полотно было слишкомъ тяжело для его слабыхъ рукъ и ему пришлось отказаться отъ этой продлки. Поэтому онъ со злости началъ закусывать одну за другой лежавшія въ трав груши и бросалъ ихъ обратно, потомъ схватилъ свой самострлъ, чтобы стрлять воробьевъ.
Однако за нимъ не приходили, какъ обыкновенно, звать его обдать, а между тмъ время обда давно ужъ прошло.
Онъ побжалъ черезъ дворъ и заглянулъ въ конюшни и людскую. Двери были отворены; скотина ревла и мычала, но нигд не было ни души, и въ людской на бломъ, чисто вымытомъ стол не лежало большого домашняго хлба, не дымилась огромная суповая миска, всегда аккуратно
Кухня также была пуста. Жаркое дымилось, супъ киплъ и уходилъ черезъ край горшка, – все кипло, шипло и пнилось, и Витъ, хихикая отъ внутренняго удовольствія, подложилъ въ огонь лучины, пусть огонь пылаетъ, пылаетъ до тхъ поръ, пока не останется ни капли супу въ горшк и жаркое превратится въ уголь… „Глупыя“ служанки слишкомъ дерзко воспользовались отсутствіемъ тетки и собрались гд нибудь болтая. И, дйствительно, вернувшись въ сни онъ увидалъ, что он стоятъ у отворенной калитки и оживленно разговариваютъ.
Объ этомъ нужно сейчасъ же сообщить отцу и онъ ихъ поймаетъ за болтовней и битьемъ баклушъ. Витъ постучалъ въ дверь присутственной комнаты, такъ какъ въ послднее время совтникъ запиралъ комнату даже тогда, когда самъ былъ въ ней, увряя, что къ нему въ кабинетъ входятъ слишкомъ безцеремонно и мшаютъ ему заниматься изъ-за всякихъ пустяковъ.
Но на стукъ его не отзывались; Витъ попробовалъ повернуть ручку, и дверь со скрипомъ отворилась; она не была заперта и отецъ должно быть ушелъ, такъ какъ комната была пуста.
Для Вита это было драгоцнное открытіе. Онъ очень любилъ забираться въ присутственную комнату и рыться въ разставленныхъ на нижнихъ полкахъ книжнаго шкафа старыхъ книженкахъ, изъ которыхъ многія содержали древніе грубые политипажи [37] . Часто онъ входилъ на галлерею и говорилъ оттуда рчи, воображая, что комната полна слушателями. Иногда ему удавалось открыть стнной шкафъ на галлере и вытащить на свтъ Божiй оловянныя трубы органа и толстощекихъ деревянныхъ херувимовъ.
[37] Политипаж (фр. polytypage) – типовой книжный декор для многократного использования в разных изданиях. Как правило, политипаж более или менее изобразителен: это заставка, виньетка или даже целая иллюстрация.
Онъ быстро вбжалъ на нсколько ступеней и вдругъ остановился, а хитрые глаза его заблестли какъ у лисицы, примтившей добычу, – у святого на стн опять была отдлена рука!… Трещина, такъ безжалостно отдлявшая благословляющую руку отъ туловища, теперь не была такъ широка какъ въ тотъ разъ, но все же она была очень замтна и рзкой линіей обозначалась сверху до самаго пола, точно щель двери.
Мальчикъ нагнулся; кусочекъ дерева, можетъ быть принесенный сюда на подошв, попалъ въ трещину священнаго изображенія и помшалъ этимъ частямъ плотно сомкнуться… Отецъ хотлъ его недавно надуть, но какъ бы не такъ – Витъ вдь не дуракъ! Онъ тогда же не поврилъ этому. Онъ потомъ тайкомъ старался найти это отверстіе и не могъ, хотя стну и не поправляли, такъ какъ столяръ даже не появлялся въ дом.
Онъ всунулъ два пальца въ трещину, чтобы вынуть кусочекъ дерева, какъ вдругъ передъ нимъ совершенно безшумно раскрылись дв половинки двери, петли которой были, очевидно, хорошо смазаны; при дальнйшемъ давленіи исчезло туловище святаго, съ одной стороны, съ другой благословляющая рука и колнопреклоненная женщина за арабесками, покрывавшими стну, и образовавшими какъ бы рамку вокругъ священной картины.
Витъ былъ нсколько испуганъ. До сихъ поръ онъ ничего не боялся, – во всемъ монастырскомъ помсть не было ни одного темнаго отдаленнаго уголка, котораго бы онъ не изслдовалъ. Онъ иногда по цлымъ часамъ сидлъ притаившись въ какомъ нибудь мрачномъ уголк, чтобы вдругъ выскочить оттуда, напугать до полусмерти кого нибудь изъ прислуги, кто, ничего не подозрвая, проходилъ мимо. Но это отверстіе въ стн зіяло передъ нимъ, какъ большая черная пасть, и на него пахнуло оттуда тяжелымъ спертымъ воздухомъ.