В доме Шиллинга

Марлитт Евгения

– Пожалуйста, доставьте мн удовольствіе, заприте дверь съ террасы въ комнату Мерседесъ и задерните шелковыя занавски! – сказала она свекрови, которая сейчасъ-же вернулась.

Съ террасы чрезъ открытую стеклянную дверь видно было прекрасную комнату, на стн которой, какъ живыя, выдлялись фигуры картины.

– Еще въ мастерской барона Шиллингъ морозъ подиралъ меня по кож отъ этой ужасной гугенотской группы, – продолжала она нервно и раздражительно, – и здсь она, точно неизбжный фатумъ, всегда у меня передъ глазами… Мерседесъ поступаетъ очень неразумно, покупая такія страшныя картины и портя ими свой прекрасный салонъ.

Въ гнв она схватила густой пучекъ блыхъ распустившихся

розъ, свсившійся на террасу съ бронзовой ршетки и начала обрывать ихъ, безсознательно разсыпая лепестки по шелковому одялу. Потомъ выпрямилась и бросила цлую горсть блыхъ лепестковъ на свои темные старательно причесанные локоны, – голова ея казалась покрытой снгомъ. Маіорша отвернулась и смотрла на прекрасные цвтники и газоны, разстилавшіеся около террасы. Негодованіе на ребяческія выходки молодой женщины сжимало ей горло, но ни одна черта ея серьезнаго лица не выдала ея ненависти и презрния, которыя они питали къ этой умирающей, – она думала о дтяхъ, которымъ эта женщина дала жизнь, и сдерживала себя.

– Я бы хотла видть Паулу, – услышала она за собой слабый хриплый голосъ.

– Она ушла гулять съ Деборой, и ихъ не скоро найдешь, – отвтила спокойно маіорша. – Но Іозе, какъ я слышу, возвращается.

Вслдъ за тмъ показались три всадника на широкой проск, сдланной противъ фасада виллы, перескавшей паркъ во всю его глубину и открывавшей прелестный видъ на расположенный вдали городъ.

Всадники приближались спокойно, какъ-бы наслаждаясь прекраснымъ утромъ – это были донна Мерседесъ, Іозе и его воспитатель. Глядя на мальчика, никто-бы не подумалъ, что три года тому назадъ онъ едва не сдлался жертвой смерти. Стройный, цвтущій, олицетвореніе красоты и силы, сидлъ онъ на своей маленькой лошадк, – сердце маіорши радостно забилось отъ гордости, когда издали еще онъ привтствовалъ ее шляпой.

– Глупый мальчишка ужъ разыгрываетъ изъ себя взрослаго, – съ досадой проворчалъ сердитый женскій голосъ за спиной маіорши, между тмъ какъ она, стоя у перилъ, привтствовала рукой приближающихся всадниковъ. – Но въ этомъ вы сами виноваты, madame, рано еще давать лошадь восьмилтнему мальчику…

– Іозе уже десять лтъ.

– Боже мой, я слышу это постоянно, чтобы знать, что я уже старая женщина! Но я съ этимъ не согласна, ршительно не согласна, какъ-бы страстно вы ни желали этого. Я молода и имю двичій видъ, хотя-бы этотъ длинный и не по лтамъ разсудительный малый стоялъ подл меня и называлъ „мамой!…“ Черезъ пять недль я буду танцовать въ Берлин наперекоръ всмъ мщанскимъ воззрніямъ и докторской мудрости. Вы думаете, я этого не сдлаю?

Маіорша молча пожала плечами, а Люсиль старательно сорвала своими блдными тонкими пальцами дв розы и приколола одну въ волосахъ, другую на груди.

– Посмотрите, какъ госпожа Мерседесъ кокетливо сидитъ на лошади, – сказала она, не поворачивая головы и искоса бросивъ на нее блестящій взглядъ полузакрытыхъ глазъ. – Жаль только, что этотъ молодой учитель не осмливается этого замтить изъ глубокаго почтенія! Еслибы она знала, какъ не идетъ эта синяя амазонка къ ея желтому лицу! У нея никогда не было вкуса!… И она надваетъ ежедневно этотъ отвратительный костюмъ, – онъ износился, какъ старый сюртукъ комиссіонера… Но это теперь ея манія разыгрывать простоту; къ чему это, Господи? Матеріи изнашиваются до послдней нитки, и вс драгоцнныя вещи до послдней запонки, по словамъ горничной, убраны въ шкатулку – смшно!… Тамъ она была, какъ и вс эти надутыя хлопчатобумажныя принцессы, всегда разодта, точно бговая лошадь, – глаза болли у всхъ отъ блеска ея брилліантовъ… Можетъ быть здсь она намрена сдлаться монахиней, какъ эта противная

баронесса Шиллингъ?

Маіорша не возражая ни слова, медленно прошла по всей террас и спустилась по широкой средней лстниц навстрчу пріхавшимъ. Она вынула изъ кармана письмо и махала имъ въ воздух.

Донна Мерседесъ тотчасъ ударила слегка хлыстомъ своего прекраснаго Фукса и опередила другихъ. Яркій румянецъ покрылъ ея щеки, въ то время какъ она поспшно взяла письмо и разорвала конвертъ. Она пробжала первыя строки, потомъ наклонилась къ маіорш и, задыхаясь отъ волненія, прошептала ей: „баронъ Шиллингъ сегодня вечеромъ возвращается изъ Франціи!“

Она невольно схватила руку старой женщины и съ минуту крпко сжимала ее, многозначительно глядя на нее сіяющимъ взоромъ; потомъ спрятала письмо, повернула лошадь и, дружески кивнувъ сердито смотрвшей на нее съ террасы молодой женщин, помчалась въ городъ по ближайшей дорог черезъ лсъ.

41.

Умный Фуксъ понесъ свою госпожу по шоссе, мимо вокзала желзной дороги, промчался по оживленной улиц и черезъ тихую соборную площадь, потомъ повернулъ въ длинный уединенный переулокъ, гд съ обихъ сторонъ тянулись каменныя ограды садовъ и куда выходила хорошо знакомая калитка… Онъ каждый день совершалъ этотъ путь и радостно заржалъ, приближаясь къ саду шиллингова дома, такъ какъ онъ зналъ, что его тамъ пріютятъ, обласкаютъ и накормятъ.

Калитка была отворена въ ожиданіи донны Мерседесъ, которая обыкновенно прізжала въ эти часы. Съ сильно бьющимся сердцемъ въхала она въ сосновую рощицу; сегодня еще разъ, какъ въ теченіе трехъ долгихъ лтъ, она будетъ совершенно одна въ мастерской и въ саду, потомъ…

Конюхъ прибжалъ изъ платановой аллеи, чтобы взять у нея лошадь. Его лицо сіяло, и онъ съ трудомъ сдерживалъ лукавую улыбку.

– А, вы уже знаете, – сказала донна Мерседесъ, спрыгнувъ съ лошади и стоя рядомъ съ нимъ.

– Знаю, сударыня, – возразилъ онъ почтительно. – Въ дом Шиллинга вс безъ ума отъ радости, что прошло наконецъ время ожиданій. Такой домъ безъ хозяина ужасенъ.

Онъ повелъ Фукса въ конюшню, а донна Мерседесъ съ минуту простояла на площадк передъ мастерской, осматривая, насколько могла, садъ… Будетъ ли онъ доволенъ ея заботами и распоряженіями? Въ монастырскомъ помсть, гд прежде торчалъ дряхлый фронтонъ, на которомъ стаями сидли галки, и выглядывали изъ-за плодовыхъ деревьевъ полуразвалившіяся стны надворныхъ строеній, теперь возвышались новыя прекрасныя шиферныя крыши. Но зданія не примыкали къ дому Шиллинга, – между ними ужъ не было общей стны, въ которой можно было бы устроить „мышиный проходъ“.

Маіорша при продаж монастырскаго помстья поставила непремннымъ условіемъ, чтобы новый владлецъ строилъ свой домъ на значительномъ разстояніи отъ сосдняго, за что значительно сбавила цну. Такимъ образомъ позоръ, которымъ послдній Вольфрамъ покрылъ свой честный родъ, былъ мало-по-малу забытъ.

Кром того новый владлецъ уступилъ барону Шиллингъ широкую полосу освободившейся земли. Вслдствіе этого была уничтожена высокая, уже вывтрившаяся стна, нкогда отдлившая плебеевъ-суконщиковъ отъ аристократовъ-рыцарей, и сдлана красивая низкая ршетка, соотвтствовавшая архитектур дома съ колоннами, по которой уже цплялись молодые стебли вьющихся растеній. Прекрасный итальянскаго стиля домъ былъ теперь со всхъ сторонъ открытъ для свта и воздуха и величественно возвышался на голубомъ фон нмецкаго неба. Въ большомъ саду, лежащемъ позади дома съ колоннами, къ стн примыкалъ легкій свтлый палисадъ, раздлявшій два владнія и замнившій грубую кустарную изгородь.