В доме Шиллинга
Шрифт:
За всми этими нововведеніями наблюдала донна Мерседесъ и всмъ руководила. Баронъ Шиллингъ въ письмахъ излагалъ ей свои планы и намренія, и она по возможности точно и пунктуально приводила ихъ въ исполненіе. Она шла медленно, внимательно все осматривая, по дорожк къ дому, перекинувъ черезъ руку шлейфъ амазонки и надвинувъ на лобъ шляпу съ блымъ пушистымъ перомъ.
Поразительной красоты было лицо двочки на слоновой кости, которое нкогда нжно-гордый отецъ прислалъ изъ-за океана, чтобы завоевать нмецкія сердца; и женщина, три года тому назадъ вступившая въ домъ Шиллинга въ траурной одежд, ослпляла своей неотразимой прелестью, но ея повелительныя манеры, ея замкнутость, ледяные взоры большихъ,
Онъ неуклонно желалъ найти свой „родной кровъ“, какъ онъ его называлъ въ своихъ письмахъ, украшеннымъ милой изящной простотой. И въ этомъ онъ былъ такъ же безусловно правъ, какъ и во всемъ.
Тамъ, съ оконъ верхняго этажа исчезли вс дорогія тюлевыя и кружевныя гардины. Он были уложены въ ящики и отправлены въ Кобленцъ, какъ и все, что нкогда принадлежало „Штейнбрюкамъ“. Мадемуазель Биркнеръ не допустила, чтобы въ дом осталась какая нибудь нитка, какой-нибудь гвоздь въ стн, о которомъ она не могла бы съ увренностью сказать, что онъ принадлежитъ Шиллингамъ; она старательно собрала валявшіяся въ комнатахъ баронессы бездлки, даже ни на что не нужные лкарственные пузырьки; все аккуратно записала и уложила.
Баронъ Шиллингъ собственноручно сдлалъ рисунки для новой меблировки дома и прислалъ ихъ „своей доброй старой Биркнеръ“ вмст съ деньгами, необходимыми для этого, но она ничего не длала и не покупала безъ совта и одобренія донны Мерседесъ. Такимъ образомъ въ громадныхъ окнахъ теперь были повшены шерстяныя одноцвтныя или пестрыя узорчатыя гардины. Нельзя отрицать, что теперь рзко опредлился характеръ этого великолпнаго венеціанскаго зданія, казалось, что изъ-за волнистой наполовину спущенной шерстяной драпировки вынырнетъ головка прекрасной дочери дожа или патриція.
Сегодня вокругъ дома царила полнйшая тишина. Не было видно ни мадемуазель Биркнеръ, ни Анхенъ, тогда какъ он обыкновенно радостно выбгали привтствовать донну Мерседесъ. Вроятно он были очень заняты въ кухн или погреб, оканчивая приготовленія къ пріему хозяина.
Поэтому молодая женщина пошла назадъ по лужайк и мимоходомъ срывала попадавшіеся ей полевые цвты. Ромашка, желтоголовники, блые колокольчики на гибкихъ стебляхъ, дикія розы съ изгороди, незабудки, въ изобиліи росшія на берегу ручья и надо всмъ, точно тонкое покрывало изъ темно зеленыхъ дрожащихъ травокъ, такимъ образомъ въ тонкихъ женскихъ ручкахъ очутился прелестный живописно составленный букетъ полевыхъ цвтовъ.
Кто бы могъ подумать, что нкогда гордая принцесса плантацій нагнется безконечное число разъ, чтобы нарвать жалкихъ нмецкихъ полевыхъ цвтовъ! Она никогда и не смотрла прежде на смиренныхъ дтей природы, которыя она попирала своими ножками… И не ненавистный ли нмецкій воздухъ вдыхала она съ такимъ наслажденіемъ, какъ будто запахъ сосны былъ всегда элементомъ, въ которомъ она привыкла жить.
Букетъ сдлался такъ великъ, что она съ трудомъ могла держать его въ рук, – онъ былъ готовъ и его надо было поставить въ вазу. Донна Мерседесъ направилась къ зимнему саду, но онъ былъ запертъ. Поэтому она поднялась, какъ часто это длала, по лстниц въ верхній этажъ. Она иногда оставалась по нсколько часовъ въ маленькой комнатк, гд жилъ изъ-за нея баронъ Шиллингъ; почти вс письма къ нему писала она здсь на простомъ дубовомъ стол у окна.
Мадемуазель
Донна Мерседесъ бросила шляпу на стулъ и подобрала на цпочку свою амазонку. Шляпа растрепала ей волосы, которые локончиками спустились на лобъ, а когда она вынула шпильку, которая придерживала шляпу, одна изъ косъ откололась и упала до колнъ. Она не замтила этого. Съ маленькимъ серебрянымъ подносомъ, на которомъ стояла ваза съ земляникой, въ одной рук и съ букетомъ полевыхъ цвтовъ въ другой она спустилась по витой лстниц въ мастерскую.
Для посторонняго взгляда она представляла теперь прекрасную заботливую хозяйку, идущую по лстниц съ прохладительнымъ напиткомъ, какъ она однажды представляла это себ. Теперь же она не думала объ этомъ. Ея глаза пытливо и внимательно осматривали, все ли на мст, нтъ ли пыли на блестящихъ хрустальныхъ и металлическихъ сосудахъ и такъ ли падаютъ свтъ и тнь черезъ раздвинутую занавсь, какъ онъ любилъ, по словамъ Анхенъ.
Онъ въ письмахъ неоднократно поручалъ ей свою мастерскую, и она охраняла ее, какъ святыню. Всякій слдъ варварскаго покушенія, совершеннаго мстительной женщиной, былъ давно уничтоженъ. Въ зимнемъ саду тихо журчалъ лишь одинъ большой фонтанъ и распространялъ прохладу въ мастерской; пальмы великолпно разрослись и угрожали пробить стеклянную крышу своими вершинами, а среди бархатистыхъ листьевъ глоксиній блестли уже ранніе цвты.
Донна Мерседесъ придвинула къ мольберту столикъ рококо и поставила на него вазу. Потомъ взяла изъ шкафа высокій стеклянный венеціанскій бокалъ, наполнила его свжей водой изъ бассейна, опустила туда букетъ и поставила его рядомъ съ вазой… Робко опустила она руку въ карманъ и вынула оттуда маленькій простой футляръ; въ послднее время она постоянно носила его при себ, но почему то не ршалась положить, куда слдуетъ.
Она нажала пружину, и на нее со слоновой дощечки гордо и грустно глядло лицо двочки. Улыбаясь, она засунула футляръ въ середину букета, и травки сомкнулись надъ нимъ, – они конечно не знали, что между ними скрывалось раскаяніе совершенно измнившагося женскаго сердца…
Все удалось, какъ нельзя лучше; ея блестящій взоръ съ удовольствіемъ скользнулъ по столику; и она начала ходить по комнат, то наклоняясь, чтобы положить удобне и ближе къ креслу шкуру пантеры, то поднять съ блестящаго мозаиковаго пола какую-нибудь щепочку, занесенную сюда на подол платья; наклоняясь она замтила отколовшуюся косу и подняла руки, чтобы ее пришпилить.
– Дорогая моя, какъ ты меня обрадовала, – раздался вдругъ страстный возгласъ въ мастерской.
Она вскрикнула и покачнулась, но въ ту же минуту очутилась въ объятіяхъ. Надъ ней склонилось лицо, загорвшее отъ солнца, но съ глубокимъ выраженіемъ въ каждой неправильной черт его, и блестящіе голубые глаза, сіявшіе счастьемъ, смотрли на нее. He владя собой она обвила руками его шею и позволяла ему цловать свое лицо.
Потомъ она попыталась освободиться.
– Злой, – проговорила она, – это непозволительное нечаянное нападеніе! Въ первомъ испуг…
– Въ первомъ испуг, Мерседесъ? – спросилъ онъ, не выпуская ея изъ объятій. – Въ первомъ испуг ты стала моей?
Онъ засмялся. Какъ весело и сердечно звучалъ этотъ смхъ.
– Ты можетъ быть желаешь, чтобы я формально высказалъ то, что мы давно уже читали между строкъ въ нашихъ письмахъ?
– Нтъ, этого не надо! Я знаю, что ты меня искренно и серьезно любишь, – сказала она, и ея блестящій взоръ смягчился и засіялъ кроткимъ свтомъ, въ которомъ выражалась преданность.