В доме Шиллинга
Шрифт:
Служанки смясь переглянулись.
— Вотъ они дутъ, — сказала одна изъ нихъ, поворачивая голову вслдъ экипажу. — Госпожа стоитъ наверху у окна — она наврно видла молодого барина. Ей, гордой госпож маіорш, конечно, досадно, потому что съ ней еще никогда ничего подобнаго не бывало; она все еще думаетъ, что это обойдется. Но она это близко принимаетъ къ сердцу, хотя и не показываетъ. Она вчера до поздней ночи бгала отъ одного окна къ другому, думая, что молодой баринъ вернется безъ своей милой; она и не ложилась совсмъ, сегодня утромъ я нашла постель въ томъ же вид, какъ вчера ее приготовила.
Между тмъ у окна присутственной комнаты стояла маіорша. Она держалась за ручку окна и смотрла за ворота, гд сейчасъ мелькнуло блдное лицо отверженнаго сына. Ни одного вздоха не вырвалось изъ ея груди, — она точно окаменла. Къ ней подошелъ совтникъ.
— Онъ навсегда потерянъ для тебя, Тереза, негодяй отправляется къ своему легкомысленному отцу, — сказалъ онъ холодно.
Она вздрогнула, какъ будто онъ вонзилъ въ нее ножъ, но не спросила, почему онъ это знаетъ.
Она
10
Наступилъ 1868 годъ. За эти восемь лтъ произошло много важныхъ событій въ двухъ частяхъ свта; много крови пролито въ Шлезвигъ-Голштиніи [10] и Богеміи [11] , а въ Соединенныхъ Штатахъ въ продолженіе четырехъ лтъ бушевала ожесточенная война [12] , которой разршились ненависть расъ и многолтній раздоръ между земледльцами и плантаторами. Эти восемь лтъ были роковыми для милліоновъ людей, а также для отверженнаго, который въ прекрасный іюньскій день покинулъ свое нмецкое отечество и отправился съ горячо любимой невстой за море къ своему вновь найденному отцу; роковыми были они и для дома Шиллинга, глава котораго старый баронъ Крафтъ посл вторичнаго удара закрылъ навсегда свои веселые глаза, вслдствіе чего великолпный домъ съ колоннами стоялъ часто осиротлымъ и покинутымъ; только монастырское помстье, казалось, осталось неприкосновеннымъ; перемны обошли его, какъ будто оно въ своей замкнутости лежало въ сторон отъ пути.
10
Шлезвиг-Гольштейн (нем. Schleswig-Holstein, нижне-нем. Sleswig-Holsteen) — земля ФРГ, расположенная на севере страны. Столица — город Киль. На севере граничит с Данией, на юге — со свободным городом Гамбургом, а также с землями Мекленбург — Передняя Померания и Нижняя Саксония.
Датская война 1864 года (Датско-прусская война, Вторая война за Шлезвиг, Война за герцогства) — военный конфликт между Датским королевством и прусско-австрийской коалицией за отделение приэльбских герцогств Шлезвига и Гольштейна от владений датской короны. Считается первой из войн в процессе объединения Германии вокруг Пруссии.
Историческое право наследования в Шлезвиг-Гольштейне ранее принадлежало датскому королю, а по праву завоевания перешло к Пруссии и Австрии.
Бисмарк, возглавивший в 1862 прусское правительство, добился подписания 14 августа 1865 Гаштейнской конвенции, согласно которой Шлезвиг находился под властью Пруссии, а Гольштейн под властью Австрии.
Австро-прусская война 1866 года — война, завершившая многолетнее соперничество между Пруссией и Австрией за господствующую роль в Германии и явившаяся важным этапом в объединении Германии «сверху», под гегемонией юнкерско-буржуазной Пруссии. Началась с того, что Пруссия двинула свои войска в Гольштейн. Австрию поддержало большинство мелких германских государств, но ей пришлось вести военные действия на 2 фронта — на Итальянском и Богемском (Чешском) театрах. 3 июля произошло решающее сражение в районе Садова — Кёниггрец, в котором участвовало 221 тыс. пруссаков и 215 тыс. австрийцев. Пруссаки вынудили австрийцев к беспорядочному отступлению. Потери австрийцев убитыми, ранеными и пленными составили 44 тыс. человек — почти в 5 раз больше, чем у пруссаков. Австрия вынуждена была пойти на мирные переговоры.
По «Пражскому миру» 23 августа 1866 года Австрия уступила Шлезвиг и Гольштейн Пруссии. 12 января 1867 года Шлезвиг-Гольштейн был объявлен прусской провинцией.
11
В 1526–1918 — «Богемия» — официальное название Чехии (без Моравии) как части Габсбургской империи. В результате всех описанных выше войн Богемия в 1867 году вошла в состав Австро-Венгрии.
12
Гражданская война в США (война Севера и Юга; англ. American Civil War) — гражданская война 1861–1865 годов между соединением 20 нерабовладельческих штатов и 4 рабовладельческих штатов Севера с 11 рабовладельческими штатами Юга.
И теперь, по вечерамъ въ тотъ же часъ, какъ и прежде, скрипла боковая калитка, и люди приходили за хорошимъ неразбавленнымъ «монастырскимъ» молокомъ. Во двор суетились т же работники и поденщики и отправлялись съ боронами, плугами и топорами въ поля и лса обширныхъ вольфрамовскихъ владній, въ большія ворота възжали воза съ хлбомъ и дровами — все по старымъ обычаямъ безо всякихъ измненій. Ни въ курятникъ, ни на голубятню не допускались новыя породы. По мннію окрестныхъ жителей все было того же вида и цвта и такъ же неизмнно, какъ старая безцвтная куртка совтника, какъ гордая осанка и холодное суровое лицо маіорши. Но они должны были согласиться, что плечи съ гордо сидящей на нихъ головой похудли, что въ темныхъ волосахъ появилась сдина и что энергія и быстрота движеній значительно уменьшились.
Если что и поражало въ монастырскомъ помсть, такъ это дикій мальчикъ, который часто порывисто отворялъ скрипучую калитку и, выскакивая на улицу, пугалъ гуляющихъ. Онъ часто также стоялъ въ открытыхъ воротахъ и билъ кнутомъ проходившихъ мимо дтей, дергалъ за платья гуляющихъ дамъ, наступалъ имъ на шлейфы
Поздно родившемуся потомку Вольфрамовъ ничего не досталось отъ предковъ земледльцевъ: ни здороваго мозга, ни крпкаго тлосложенія, — онъ былъ нервно раздражителенъ и склоненъ къ припадкамъ.
До одиннадцати мсяцевъ его пеленали, а потомъ потребовались дорогія укрпляющія средства, чтобы поставить его на сухія паукообразныя ноги. И до сихъ поръ он еще были невроятно тонки и худы; небольшое смуглое лицо между торчащими врозь ушами было угловато, необычайно густые и низко спускавшіеся на лобъ, какъ у совтника, волосы, щетиной торчали на его узкой голов. Но Витъ былъ очень высокій мальчикъ, онъ былъ не по лтамъ длиненъ и очень гибокъ. Онъ лазилъ какъ обезьяна по винограднымъ шпалерамъ и заднимъ строеніямъ и бгалъ по крышамъ и узкимъ карнизамъ. Никакая лстница не была для него слишкомъ крута, никакой уголъ не былъ слишкомъ теменъ; онъ заползалъ въ слуховыя окна чердаковъ и амбаровъ, отыскивалъ, какъ хорекъ, птичья гнзда и выпивалъ яйца. Онъ зналъ что вс его боятся, такъ какъ и умственно онъ былъ развитъ выше своихъ лтъ, — и это длало его истиннымъ бичемъ, — своими приказами онъ весь домъ держалъ въ страх.
Совтникъ смотрлъ на него съ любовью и гордостью, но что думала маіорша о безпокойной крови, странныхъ привычкахъ и характер этого настоящаго Вольфрама, она не говорила ни слова какъ и обо всемъ, касавшемся ея брата. Только одинъ разъ вырвалось у нея рзкое замчаніе о его характер, на что совтникъ колко отвтилъ: «Вольфрамы должны соображаться съ обстоятельствами; время тихаго труда и сбереженій прошло, милая Тереза, теперь надо умть противостоять современникамъ, показывать имъ зубы, а мой мальчикъ какъ бы созданъ для этого, онъ пойдетъ наравн съ вкомъ»… Съ тхъ поръ она ограничилась матеріальными попеченіями о мальчик, и хотя при справедливыхъ жалобахъ прислуги глаза ея гнвно вспыхивали, она отвчала только пожатіемъ плечъ и молчаливымъ указаніемъ на дверь присутственной комнаты, какъ на высшую инстанцію. Она сдлалась еще скупе на слова; приходившіе за молокомъ увряли, что даже краткій вечерній привтъ былъ ей въ тягость. Въ домашнемъ хозяйств она работала, не покладая рукъ, зато въ мезонин он большею частью праздно лежали на колняхъ, какъ будто бы смертельно усталыя. Тамъ сидла она за блымъ кленовымъ столомъ и думала, и въ первые годы смотрла съ чувствомъ удовлетворенной мести на пустое мсто въ оконной ниш, гд прежде вислъ портретъ ея сына; казалось, что изъ всей жизни ея ребенка у нея въ душ сохранилось лишь воспоминаніе о томъ момент, когда закутанная вуалемъ двушка, опираясь на его руку, восторжествовала надъ матерью… Потомъ она ужъ и не смотрла на это мсто: ея строгіе упрямые глаза, которые прежде никогда не отрывались отъ домашняго хозяйства, такъ какъ праздный взоръ всегда стоитъ денегъ, теперь часто блуждали и безцльно устремлялись вдаль… Только они избгали постоянно сосднихъ владній — маіорша очень хорошо знала, что ея сынъ провелъ послднюю ночь въ дом Шиллинга и что тамъ его поддерживали въ его оппозиціи материнской вол.
Вообще между домомъ Шиллинга и монастырскимъ помстьемъ не существовало никакихъ сношеній: даже не было послано извщенія о кончин стараго барона… Только одинъ разъ баронъ Шиллингъ подошелъ на улиц къ маіорш съ намреніемъ поговорить съ ней. Она была въ церкви, что съ ней не часто случалось; на возвратномъ пути онъ заговорилъ съ ней и посл длиннаго вступленія, которое она выслушала въ глубокомъ молчаніи, подалъ ей письмо отъ Феликса. Она только измнилась въ лиц и, гордо выпрямившись, — молодой человкъ потомъ утверждалъ, что она будто выросла у него на глазахъ, — смрила его сверху до низу уничтожающимъ взглядомъ и сказала съ ледяной вжливостью: «я не знаю, о комъ вы говорите, господинъ баронъ, и не имю основанія принять это письмо, такъ какъ я не состою ни съ кмъ въ переписк». Затмъ она равнодушно взглянула на письмо и пошла дальше, a баронъ поклялся никогда больше не безпокоить эту «ледяную сосульку», какъ ее называлъ его отецъ.
Такъ она и не узнала, подъ какимъ небомъ жилъ ея сынъ. Она не знала, что отецъ дйствительно принялъ его и его молодую жену съ распростертыми объятіями и окружилъ ихъ по истин княжескимъ блескомъ и богатствомъ, да и слава Богу, что не знала, a то умерла бы отъ досады, неудовлетворенной жажды мести и… материнской скорби. Она не знала и того, что американская гражданская война совсмъ опустошила богатую Южную Каролину, что плантаторская аристократія юга, подъ знаменами которой стоялъ и маіоръ Люціанъ, сражаясь на собственной земл, отступала шагъ за шагомъ и, наконецъ, была окончательно поражена.
Можетъ быть, извстіе о смерти человка, имя котораго она носила, смягчило бы душевное ожесточеніе и озлобленіе этой женщины, потому что со смертью человка оканчиваются вс земные разсчеты, и нердко враги, преслдовавшіе его при жизни, измняютъ о немъ мнніе. При слов «умеръ» потухаетъ всякая вражда, какъ свтильникъ, опущенный въ воду. Но она не слыхала, что маіоръ Люціанъ, здоровье и силы котораго уже давно пошатнулись, умеръ во время войны. Она мысленно съ наслажденіемъ повторяла ежедневно изреченіе: «благословеніе отца строитъ дома дтямъ, но проклятіе матери разрушаетъ ихъ» въ своемъ упорномъ ослпленіи полагая, что вс библейскія изреченія исполняются. А въ это время ея несчастный сынъ, тяжело раненый при защит своего очага, лежалъ на смертномъ одр, ожидая преждевременной смерти.