В Древнем Киеве
Шрифт:
— Не круши добро боярское! Сейчас отопру!
Чьи-то ноги затопали по двору. Через короткое время загремел засов и ворота распахнулись. В воротах стоял перепуганный и бледный, как полотно, старый человек с лысым черепом и длинной, остроконечной, совсем седой бородой:
— Да я вам честью говорю, — скрылся Коснячок со всеми своими близкими, скрылся. Я один остался в дому — стар я, слаб, ни на что не годен.
— Куда скрылся?
— Не ведаю.
Рядом с Онцифором вырос Жданкин знакомец — мастер по бронзе. Теперь он обратился к толпе:
— Идем, братья, к порубу — освободим тех, кого несправедливо заключил Изяслав.
— К
— Вы идите, братья, куда лежит ваш путь, а мой — к княжескому терему! Кто со мной идет?!
И толпа разделилась надвое: одна часть, во главе с Онцифором, направилась к ярко освещенному терему, другая — к порубу.
Хоть и празднично выглядел издали княжеский дворец с широко раскрытыми окнами, откуда лились яркие полосы света, однако не для праздничного пира собрались в гриднице князь Изяслав с братом своим Святославом, с дружинниками и со знатными мужами. Тревожно было в княжеских хоромах. Дошли сюда слухи о бурном вече на большом торговище. Знали уже здесь, что огромная толпа горожан стучит в ворота Коснячка, что ищут тысяцкого киевляне, что, не найдя его, побежали к порубу освобождать заключенных. Все то было ведомо князю, но он считал, что не посмеют смерды и простая чадь — городские люди — пойти против его воли. Княжеские мужи и дружинники не были, однако, спокойны.
Не один раз подходили они к князю и повторяли, что направились горожане к порубу, а в порубе сидит Всеслав…
Князь не хотел слушать слов своих дружинников, он подошел к раскрытому окну.
— Что нужно, людие? — спросил он толпу.
Князь слушает Онцифора.
Тогда вышел вперед Онцифор. Глаза великого князя и простого киевского мастера встретились, и князь опустил свои глаза.
Онцифор заговорил.
— Княже! Я пришел с Альты! Все видел своими очами; слыхал своими ушами стоны и вопли тех, кого избивали и калечили проклятые половцы. Наше войско разбито! Стыд! Позор!
В толпе, окружавшей Онцифора, раздался глухой одобрительный рокот. Князь стоял молча, не поднимая глаз.
Онцифор продолжал:
— Не для того говорю тебе укоризненные слова, чтоб вызвать твой гнев! Нет, княже! Не хочу больше поминать о том, что было на Альте! Ты сам это знаешь. Но Альтой не окончилась половецкая гроза! Известно ли тебе, что половцы продолжают бесчинствовать, что русскому человеку невозможно дышать на своей родной земле? Не можно того терпеть, княже?
Жданко рядом с Петрилой стояли около Онцифора. Жданко чувствовал, как замирает его сердце от боли, от гнева и от гордости за своего мастера.
— Княже, — продолжал между тем Онцифор.. — Мы хотим, мы еще будем биться с ними, только выдай нам оружие, дай нам коней!
— Мы еще будем биться с ними!
Теперь глухой рокот прошел по княжеской гриднице. Жданко разобрал, что говорили в гриднице:
— Дай им оружие — сами тогда не уцелеем.
В это время в гридницу вошел молодой дружинник в богатом одеянии. Лицо его показалось знакомым и Онцифору, и Ждану, и другим киевским людям, окружавшим Онцифора. Жданко вспомнил — это был тот самый человек, который на вече вступился за Коснячка и за Изяслава.
— Что тебе, Туки? — спросил князь и отошел от окна. Туки — так звали брата приближенного к князю боярина Чудина. Туки сказал громко князю:
— Люди взвыли, — а тихо он прибавил: — Пошли сказать, чтоб покрепче стерегли Всеслава…
В толпе, за окном, нарастал глухой рокот, все громче, все явственнее.
— Коснячок убежал, а князь нам ничего не отвечает. Князь боится дать нам оружие. Не лучше ли нам, братья, добыть другого князя!
Этот ропот достиг ушей княжеских дружинников, и все упорнее и настойчивее они советовали ему убить Всеслава.
— Пошли к нему своих мужей — верных тебе дружинников, пусть подзовут его к окошку, мы проткнем его мечом, и ты избавишься от страшной опасности. Не будет в живых твоего соперника, твоего врага!
Чего боялись княжеские дружинники, то и случилось! В тот час, когда Изяслав стоял в нерешительности посреди своей гридницы, люди киевские ворвались в поруб, освобождая заключенных.
Народ ворвался в тюрьму.
Они сломали двери и в той темнице, где сидел Всеслав с двумя своими сынами.
В толпе говорили:
— Вот тот князь, который нам нужен! Он прогонит половцев с русской земли! Вот наш настоящий князь!
Ночь кончалась, звезды погасли, занималась заря. Изяслав не дождался того часа, когда киевляне, подхватив под руки нового князя, освобожденного ими, пошли на княжеский двор. До рассвета он с братом своим Святославом ускакали прочь из Киева.
ЗА РУСЬ!
Святослав ускакал в свой родной Чернигов, а Изяслав бежал к полякам.
Польский король радостно встретил киевского князя, который приходился ему родственником.
Пышные пиры, игрища, ловы звериные — все было к услугам дорогого гостя. Но Изяслав не стремился к празднествам, он не желал увеселений. Им владела одна только дума: вернуть престол; только одну мечту лелеял в душе князь: разделаться с недругами — отомстить Всеславу и «простой чади» — народу киевскому.
Король был тому рад. Вмешаться в русские дела, а там, гляди, и ухватить город какой-нибудь — увеличить польскую землю за счет Руси! Было то прибыльно, сулило выгоды польскому королю, а потому с охотой согласился он на просьбу Изяслава снарядить войско и послать его на великий Киев, на стольный город Руси.