В Древнем Киеве
Шрифт:
Вырвать Киев из рук Всеслава — вот единственная мысль, которая владела Изяславом; а о том, что пострадает город великий, что погибнут русские люди, что многие останутся без крова, что беды, горести несет с собой война, — о том он не думал.
Всеслав, посаженный народом на киевский престол, знал о планах Изяслава, знал, что неминуемо под стенами Киева появятся польские войска, и он готовился к тому, чтоб дать отпор полякам и Изяславу.
Всеслав позабыл, для чего киевляне освобождали его из поруба, для чего поставили на киевское княжение, — о половцах
Каждый из князей, что боролись за киевский стол, думал только о своих личных выгодах.
А между тем половцы, пользуясь бездеятельностью князей, бесчинствовали, врывались в селения, грабили смердов, разоряли их пашни.
По-прежнему к Онцифору и Ждану приходили знакомцы потолковать о делах киевских. Дела были невеселые. Онцифор грустно качал головой и говорил:
— Что это деется на Руси! — и укоризненно глядел на мастера по бронзе. — Вот каков твой любимый князь Всеслав! Половцев не унимает, из-за него Изяслав с поляками идет на Киев! Не вижу проку от него!
— Погоди, отобьет Всеслав поляков от Киева, — тогда примется за половцев!
— Не делом занимаются наши князья! — вставлял свое слово Миронег. — Спорят все между собой, города отнимают друг от друга, только о себе думают, а не о народе русском. Ждут почестей себе, а не видят того, что главная почесть для них — это охранять нашу землю от нечисти, отгонять врагов Руси!
Уже семь месяцев сидел Всеслав на киевском престоле, когда стало известно, что Изяслав с польским королем и его войском приближается к Киеву.
Всеслав не стал ждать неприятеля в городских стенах, он вышел ему навстречу, дошел до Белгорода.
Войско Всеслава расположилось на ночлег. Темная ночь нависла над Белгородом. Небо покрылось тучами. Кое-где погромыхивало и огненные стрелы молний прорезывали непроглядную тьму.
Рано утром затрубили трубы, раздался боевой клич. Воины вскочили с земли, и все узнали страшную весть: князя Всеслава не было с войском.
— Бросил нас!
— Сбежал!
— В Полоцк свой сбежал!
Никто не видал, как скрылся князь Всеслав.
Одни говорили:
— Обернулся серым волком!
Другие передавали:
— Исчез, растаял в синей ночной мгле!
И еще говорили воины промеж себя:
— Убоялся наш князь польской силы! Не верит нам!
— Но как же войску остаться без предводителя?!
— Обратно домой!
— В Киев!
— Созвать вече!
— Обсудить!
Сбор воинов.
А на вече вооруженные киевляне, воины, вернувшиеся из Белгорода, повторяли:
— Худо мы сделали, что прогнали своего князя! Худо! Что будет с Киевом, с нами?!
И все бросались к Онцифору, помнили, как он был решителен и смел тогда, когда потребовал ответа за поражение на Альте от Коснячка,
— Что делать, Онцифор? Что делать, брат?! — говорили ему воины, спрашивали у него, ждали ответа.
И Онцифор снова и снова поднимался на помост, откуда говорили речи киевские горожане.
— Плохо наше дело, братья! Но не гоже падать духом, унывать не приходится — будем действовать!
Вече шумело. Звук била раздавался на вечевой площади, далеко разносился по всему Подолу. Киевские люди рядили, судили, как избыть беду: еще не успели прогнать половцев с русской земли, а новый враг — ляхи — приближается к стенам стольного города. С ляхами — сам Изяслав — бывший великий князь киевский! В такой трудный час киевляне остались без предводителя, искусного в ратном деле.
С самого раннего утра и до поздней ночи толковали люди, не уходили с вечевой площади. Наконец приняли решение: выбрать послов и отправить их к братьям великого князя. Пусть Всеволод переяславский и Святослав черниговский образумят Изяслава, чтоб пощадил он город отца своего.
В эти дни Ждан бродил, как потерянный. Не было с ним его дружка закадычного, с кем он привык делиться всеми своими думками, надеждами, сомнениями.
Ждан свято выполнил Глебкин завет — довез до Киева его приемного отца, а теперь ежедневно навещает старика, узнает, нет ли каких-либо вестей от Глебушки.
Но нет вестей от его дружка!
Каждый раз, когда Жданкина голова просовывается в дверь Миронегова дома, Олюшка вскакивает с места, бросается навстречу Ждану, вопросительно глядит в Жданкины глаза, не узнал ли он чего о Глебе. А Миронег не поднимает глаз от своих костерезных инструментов.
Сегодня Ждан тихо, бочком вошел в Миронегову хату, уселся на скамейку против костереза. Тот поднял глаза. Ждан сокрушенно глядел на постаревшее лицо Глебкиного приемного отца: сеть мелких морщин бороздила теперь его щеки и взгляд добродушных и ласковых глаз померк, затуманился. Перед Жданом сидел утомленный старик, а не тот Миронег, каким он знал его до поражения на Альте.
Воины возвращаются в Киев.
Полученная рана, горести и беды оставили глубокий след на Глебкином приемном отце.
Ждан стал рассказывать, что было на вече, как киевляне сговорились послать послов в Переяславль и в Чернигов.
— И я увязался ехать с послами в Чернигов… буду искать Глебушка…
Олюшка при этих словах так и впилась глазами в Жданкино лицо.
— И полно, — сказал, вздохнув, Миронег, — поздно теперь отыскивать Глебкин след — не в речке же Снов, где потонули наши воины!
Кто-то стукнул в дверь. В хату вошли Онцифор с Петрилой.
— Ишь, что надумал мой Ждан! — начал было Петрило, — мало навоевался с половцами, еще хочет…