В душной ночи звезда
Шрифт:
Юные девушки обезумели от ужаса, стыда и брезгливости.
Их испачкали, лишили чистоты, сломили, опозорили! Смяли волю, надругались! Как посмели?! Что с того, что ничего ещё на самом деле не успело произойти-проявиться?!
Что с того?
Полохливым стрижом понеслась птица-мысль: "Отец!!!"
И Яков, и Илья, глядевшие во все глаза каждый на свою "козочку", в намерении вот сейчас навалиться, обхватить тонкий стан, - только руки распяли, и вдруг увидели: немыслимая дрожь сотрясла девушек.
Не сговариваясь, не
***
Василь наскочил на Илью и Якова. Девушек рядом не было.
Их и близко не было.
У слегка подвыпивших парней, - с чего бы это?
– остекленели выпученные глаза, а рты открылись. И в эти гладкие распотевшие морды, сначала от всей души - Илье, и во вторую очередь, быстро - Якову, Василь заехал кулаком, разбив в кровь свою руку и чужие носы.
– Где сёстры?!
– рычал Василь, схватив их за нарядные рубахи, - одного левой, другого правой рукой. Ошалевшие от удивления Илья и Яков, получив по носу, пришли в себя, разъярились, стали месить Василя.
...Илья успел заметить, как ветвистая липа размахнулась нижней тяжкой веткой и ударила его, опрокинув на землю. Второй взмах ветви сверху вниз - так, что полетели не только жёлтые листья, но и мелкие древесные ошметки и сучья - и вот рядом лежит испуганный Яков, а вокруг кружится и шевелится, не успев улечься на землю, густо насыпанная листва с дерева, только что шумевшего этой листвой над их головами.
– Приведи нашу маму!
– просительным голосом Лизаветы, а, может, Катерины, молвила облетевшая липа Василю, который, опираясь на ствол, тяжело вставал после драки.
Василь подумал: это оттого, что раскалывается его голова...
– Приведи нашу маму!
– ещё раз едва слышно попросила липа. И добавила: - Василько!
Парень пошёл в дом, оглядываясь на дерево. Почему-то обязательно надо сказать Анне, что дочки звали её под липу. Заодно пусть выйдет и мать Марья, кажется, и ей что-то надо здесь...
Анна под липой тихо сказала Марье:
– Мужа надо позвать, он вызволит дочек. Только бы хозяева не обиделись, что мы ушли. И я не знаю, как доберусь домой?
– Василь, вези Анну!
– так же тихо приказала Марья.
– Вернёшься, скажешь, что отвёз всех: и мать, и дочек. Ты здоров?
– положила она руку на лоб сыну.
И Василь, не решаясь сплёвывать кровь, которой наполнялся его разбитый рот, отвозя Анну, удивился: бортник уже скакал на взмыленном коне из города им навстречу.
Когда Василь ещё лежал, постанывая, под липой, Илья и Яков выбрались из вороха листьев. Глаза, волосы, одежда -
Отошли за клети, подальше от людских глаз. Долго отряхивали друг друга, расправляли-разглаживали рубахи с выдранными у ворота красными завязками. Зажимали пальцами расквашенные носы. Послали какого-то парнишку посмотреть: нет ли Лизаветы и Катерины среди гостей?
Нет...
– Пойдёшь к столам?
– спросил притихший Яков Илью.
– Расскажем?
Всего увиденного достаточно, чтобы обвинить сестёр пред людьми в чародействе, но...
Знали, что и заикнуться об этом нельзя.
Нет, не пожалели девушек. Какое?
Просто вся свадьба видела, что они, Илья и Яков, уводили Лизавету и Катерину, а назад, как положено, к матери, - не вернули. А девушек нет!
– Тихон где?
– Он тут ни при чём. Ты же сам видел: сёстры исчезли. Ведьмы!
– Они ведьмы, а допрос учинят нам. Девок нам поручили. И народ нынче весел, только мать заломит руки - поломают нам все рёбра! Глянь: вон стоит бортник Бод, говорит с Василём.
– Не тычь пальцем, папаша на нас косит глазом. Хмурый чёрт!
Парни успели только подумать, что вот, сейчас отец подойдёт разбираться - скажет, что захочет, и поверят ему, а не раскисшему Илье или Якову на мягких ногах...
Дружка и его приятель упали, где стояли, и захрапели.
Какой позор был родителям: увозили сыновей в свинском состоянии.
Были те, что осудили такой разгул, молоды парни, а меры не знают. Но были и приметливые мещанки, которые утешали родителей:
– Наверное, дочки бортника сильно им понравились, а отец рано их забрал, не дал погулять. Разволновались ребята, вот и не заметили, как упились. Бывает!
***
– Сегодня вы мне всё равно не скажете правду!
– шипел Бод, едва сдерживаясь, чтобы не махать грозно руками. У Анны, слышавшей такое впервые, брови поползли вверх от удивления. Двойняшки-чародейки стояли, опустив глаза, и даже не смели обмениваться мыслями.
– Но завтра готовьтесь под страхом клятвы рассказать всё - явленное и помысленное! Да будет так!
– и Бод начертал в воздухе знак, смысл которого девушкам известен: этот знак прекращал любое чародейство.
"Вот что может их отец и учитель? Это волшебство сильнее всякого другого!"
На какое время папенька лишил их чародейства? Они не знали. Может, не знает и он сам? Лизавета и Катерина никогда не видели отца в таком гневе. И каждая подумала: "Что с ним? Что он себе позволяет?"
Немыслимо - чародей злится?
Но это было только начало. Бортник принёс в дом уздечку: показал сёстрам, сказав, что если ещё раз такое повторится, будет бить их уздечкой, а уж если они и впредь выйдут из повиновения, то, сколько бы ни жили, после смерти станут русалками - родители проклянут их.