В движении вечном
Шрифт:
– - О, читать уже умеешь! А что ты читаешь? -- часто спрашивали тогда взрослые.
– - Стишки, сказки, -- в ответ.
Ну и что?
Стишкии и сказки все ребятишки читают. А назови он только этот роман!
С энтузиазмом Игнат взялся за работу. Однако толстая книга с первой же страницы начиналась дотошными, слишком затянутыми для его неугомонного детского темперамента подробными описаниями. Битвами-приключениями здесь поначалу даже и не пахло. Спустя немного времени маленький читатель вдруг обнаруживал, что, продвигаясь глазами по мелким строчкам по-прежнему, он наяву уже далеко от их сути. Промусолив, однако, с недельку шершаво потрепанные желтоватые страницы, Игнат в конце концов затолкал решительно надоевшего толстяка в самый темный закуток мебельной стенки, чтобы даже и не вспоминать больше про такую неудачу.
Считать Игнат также научился довольно рано. Еще в школу не пошел, а уже свободно мог досчитать хоть до миллиона.
– - Глянь-ка, сын, книги. Учиться скоро по ним будешь, -- улыбаясь, сказала мать однажды.
Она показала ему "Букварь"
Только писать он тогда еще не напрактиковался аккуратно и скоро, поэтому с письменными заданиями поначалу были наибольшие проблемы. Чтобы добиться на уроках желанных и высших "пятёрок" приходилось вечерами упорно, старательно выводить каждый значок, каждую буковку. Зато по устным предметам для него словно не было в портфеле домашних заданий, он и так все знал наперед на два года.
– - Игнат, ты спросил бы у мамы. И где это она себе такого мальчика купила? -- после блестящего ответа спросила однажды учительница.
Уже в годах по возрасту, она внешне напоминала ту суровую женщину с известного военного плаката "Родина-мать зовет!". Словно в шутку с улыбкой она спросила, но и вздохнула сейчас же. Ее сын, высокий, худой и сутулый, с непомерно большой головой, которая даже слегка покачивалась при ходьбе, учился где-то в спецшколе.
В конце первой учебной четверти по дороге домой Игнат повстречал случайно дружка своего лучшего Витьку.
– - Ну-ка хвались, и чего там тебе понаставили?
– - поинтересовался он живо. -- Дневничок дай-ка глянуть.
И минутку спустя он уже восклицал задорно и громко:
– - Арифметика пять! Чтение пять! Письмо, рисование... и тут по пятерочке! Ну ты молоток, мне б хоть одну на похвалку отзычил...
* * *
И уже тогда наблюдал Игнат изредка где-то там, в своем внутреннем "я" удивительную, странную перемену. Нечто подобное происходит, когда вглядываешься пристально в незнакомую стереограмму: неким скачком мгновенным и невразумительным взгляд переносит сознание в совершенно иное, "параллельное" измерение, и через, еще мгновенье назад, плоский однообразный узор-орнамент вдруг восстает величаво и явственно живая объемная картина.
Происходило это чаще всего на уроке, когда учительница, закончив опрос домашнего, начинала рассказывать что-то новое, скучное, сложное. Как хорошо в такие минуты просто перевести дух, расслабиться, отдаться всецело прозрачно мелькающим невесомым мыслям. И тоже вдруг!
– - мгновенный уход за незримую грань зазеркалья, и ты уже как бы не ты, а некто другой, в раздумье флегматичном наблюдающий за происходящим извне, словно издалека откуда-то.
"Я".
Этот худощавый мальчуган на крайней "камчатке" с лицом бледным и очень знакомым..."Я".
А вон тот впереди за первой партой малышок белобрысый, стриженный коротко. Тоже не слушает, улыбается чуть заметно... Он.
"Он"..."Я".
А ведь "Он" для него -- это "Я".
Кто... или что "Я"?
Почему , почему мое "Я" на "камчатке", а во н то, м а лышок белобр ы сый снаружи ... на переднем ряду ?
И почему здесь ?
Именно з десь в этой крохотной школе-избушке за о б ветшал ой до гнили оградой , на бывшем крестьянск ом хозя й ском двор у ?
И
Ведь э то достоинство гордое просто сказать : " Я ! – - я живу в Мос к ве , Париже , Риме ... "