В год огненной векши

Нежина Лия

– Иди на сенник, обожди меня минутку, - прерывистым шепотом обожгли ухо девичьи губы.

Всеволод не помнил, как нашел сеновал, как пришла Рада, как оказались они полуголые на колючем сене. Она была ловкой и податливой, направляла, подставляя тело под неумелые пылкие ласки, потом сама потянулась к тесемкам на его портах. Дрожащими руками он пытался помочь ей, торопился, будто боялся, что вот сейчас отнимут у него это мягкое тело, пахнущую яблоком и медом.

Они не сразу поняли, что уже не одни, когда в темноту сеновала вдруг ворвался свет факелов, зазвучали голоса,

смех. У входа, громко разговаривая, стояли три княжича, их маленькая сестра и воины светоградской дружины.

Всеволод вскочил, отвернулся, завязывая тесемки на портах и прикрывая собой Раду. Она стояла лишь в короткой исподней рубахе. Ее платье лежало у самого входа на сенник, прямо у ног княжеской дочки.

Под градом насмешек и издевок Всеволод стоял прямо, широко расставив ноги и сжимая кулаки. В висках еще стучало хмельное возбуждение, а руки тряслись от стыда и желания задушить всех, кто видел его позор. Рада плакала за спиной. А вокруг потешались:

– Ух ты, кого Радка в сарай затащила!

– Когда только слюбиться успели?

– Чего прячешься? Выдь, мы тоже поглядеть хотим.

Наконец, утерев слезы, Рада робко выглянула из-за спины княжича и попросила Забаву, поднявшую с пола ее одежду:

– Забавушка, милая, отдай сарафан!

Но Забава только хихикала, дразня и размахивая одеждой. Тогда Всеволод, не способный уже сдержать свой гнев, метнулся к девочке и рванул льняной сарафан из рук Забавы.

От резкого неожиданного движения она не устояла на ногах, упала на колени. Это падение не могло причинить ей вреда: пол был устелен мягким сеном, но, уже не обращая внимания на поднимающуюся Забаву, на княжича бросились, повалили, начали бить без разбора.

Увернуться от ударов Всеволод не мог, только обхватил руками голову да подтянул ноги к груди. Подумалось уже, что обидно вот так глупо попасть в ледяные объятья Морены.

Внезапно удары прекратились и, открыв глаза, юноша увидел над собой перекошенные от злости лица светоградских дружинников, а впереди – старшего сына Мирослава.

– Вставай, княжич! – потребовал Владигор. – Сражаться честно будем, один на один!

Голова шумела, и тело не слушалось, лицо и руки уже были в крови, но Всеволод медленно начал вставать. Он понимал, что против Владигора не выстоит: тот старше, сильнее и опытнее, но отступить значило струсить, показать свой страх сыновьям Мирослава, дружинникам, Раде.

После первого же удара он едва устоял на ногах. На минуту сердце сбилось с ритма, дыхание перехватило. Следующий удар попытался нанести уже Всеволод, и он почти достал противника, только в последний момент Владигор сумел отскочить, и кулак лишь вскользь задел его правое подреберье. Но этот замах отнял все последние силы северомирского княжича. Лишь благодаря своему упорству он еще стоял на ногах. Кровь заливала глаза, он уже не видел ударов Владигора, не мог увернуться. Наконец ноги подкосились, и Всеволод упал на колени перед противником.

«Лучше смерть, чем этот позор, лучше бы убили!» - стучало в висках.

Сплевывая кровь, он обвел ненавидящим взглядом улюлюкающую толпу и

наткнулся на карие глаза, ловившие каждое его движение. Было что-то во взгляде княжеской дочери, что Всеволод не смог отвернуться. Она стояла в 4-х аршинах от него, а казалось – на расстоянии вытянутой руки. Губы Забавы чуть шевельнулись, и он не услышал, но понял, как толкнуло в грудь непроизнесенное ею: «Вставай!». И такой злобой наполнилась кровь Всеволода, такой неистовой силой, что зазвенело все тело. Будто со стороны он видел себя, медленно встающего на ноги и готового продолжить бой.

Владигор, вначале пренебрежительно усмехнувшийся, еще не понял, что что-то произошло. Но уже все его удары проходили мимо цели, выматывая и рождая недоумение. Северомирский княжич, только что стоявший на коленях, не просто встал, но начал сражаться так, будто и не он это вовсе.

Наконец, сделав обманное движение, Всеволод со всей силы толкнул Владигора кулаком в грудь и повалил на землю.

Он не увидел, как хрипел и корчился поверженный Мирославич – не дожидаясь больше, дружинники кинулись, связали и повели Всеволода в княжеский терем.

Глава 4

Князья еще сидели за столом, мирно беседуя, когда с шумом распахнулись двери, и в гридницу ввалилась толпа дружинников во главе с младшими княжичами. Впереди с заломленными за спину руками вели избитого, окровавленного Всеволода.

Мирослав встал, встревоженно оглядываясь на вскочившего Болеслава и его воеводу, схватившегося за меч. Одно неверное движение - и быть беде.

Толпа замерла, в наступившей тишине слышно было только, как жалобно поскуливает Рада, которую за волосы притащил сюда здоровенный рыжебородый мужик.

– Отец!
– первым нарушил молчание Радимир, - Суди! Мы встретили его как гостя, а он…

Но не успел княжич закончить, как дверь отворилась вновь, и воины под руки ввели в гридницу Владигора в порванной грязной рубахе и с разбитым лицом.

Мирослав все больше хмурился. Наконец заговорил старший сын:

– Отец, прости. Поединок был честным. Княжич бился один на один.

Ему не дали договорить, перебивая друг друга, загудели, заторопились рассказать, изредка лишь отвечая на короткие реплики Мирослава. И уже, подталкивая друг друга, расселись за столы, налили в чарки брагу. На столе вновь появились угощения и кубки с хмельным медом.

Выслушав все, Мирослав велел развязать Всеволода. Юношу посадили за стол справа от отца. Говорили все. Владигор более других выступил в его защиту, только сам княжич ни слова не произнес в оправдание. Разобравшись, в чем дело, Мирослав не стал гневаться, лишь беззлобно подшучивал над Всеволодом, удивлялся и расхваливал его силу и ловкость.

Всеволод выпил с Владигором мировую, но, не научившись еще скрывать свои чувства, сидел, низко опустив голову и пряча глаза. В углу, прямо на полу, тихо всхлипывала Рада. Когда Мирослав велел одному из дружинников увести ее, Всеволод было дернулся, порываясь встать, но северомирский воевода, сидевший подле него, успел схватить юношу за руку. Этот порыв не укрылся от Мирослава.