В году тринадцать месяцев
Шрифт:
Мама Рита пыталась протестовать, но мы очень быстро сломили ее сопротивление. Характер у моей сестры за эти годы немного изменился, к тому же она потихоньку от всех болела, и ей было просто не до того.
Баба Валя тоже предприняла некоторые шаги. Она взяла с собой внучку в сад. Было довольно прохладно, но она одела Аллочку потеплей, подхватила в одну руку ящик с помидорной рассадой, другую протянула девочке и, как она любила выражаться, с двойным грузом двинулась в путь.
На автобусной остановке она купила ей мороженое, потом стакан семечек. Это
В автобусе, следующем по маршруту Бензоколонка — Сады, не принято было уступать место. Хочешь ехать с удобствами — оставайся на остановке и жди следующую машину. Бабушке и внучке пришлось стоять около кабины водителя под изучающими взглядами всех пассажиров. Автобус немного мотало на ухабах, и девочка все время при этом хваталась за карман, который доверху был набит жареными семечками. Она прикрывала карман ладошкой и совсем не собиралась грызть семечки. Но как-то получилось, что рука сама взяла одну, потом другую, пятую, десятую. Старик в капроновой шляпе, держащий между колен саженец яблоньки, не выдержал:
— Нехорошо, нехорошо грызть семечки в автобусе.
— Я только одну, — тихо сказала Алла и опустила глаза.
И тут же машинально, в глубоком смущении опять достала из кармана семечку и сунула в рот.
— Ну и дети пошли, — сказала толстая женщина с ведром, накрытым рогожей. — Им делают замечания, они опускают глаза и трескают семечки, как ни в чем не бывало.
— Девочка, — приподнялся в середине салона худой гражданин с выпученными, как у рыбы, глазами. — Почему ты не слушаешься старших?
— Она ждет, когда ей бабка скажет, — сказал старик с саженцем.
Автобус шатнуло, гражданин селедочного вида плюхнулся на сиденье, Аллу на секундочку оторвало от поручня кабины водителя. Она инстинктивно схватилась за него другой рукой, в которой были шкурки от семечек.
— Видали… Она еще пол посыпает шелухой, — сказал муж толстой женщины с ведром. — Какая нехорошая девочка. Воспитывать надо, воспитывать.
— Только не всем автобусом, — сказала баба Валя.
Ее слова взорвали пассажиров. Только что мирно беседующие о видах на урожай клубники и о парниковых огурцах, садоводы закричали с возмущением, загалдели, заглушая друг друга и шум мотора.
— Вот они плоды воспитания. Слышали, как она сказала?
— Их детки будут какать на пол автобуса, а им слово сказать не смей.
— Что вы привязались к девочке? — возмутился длинноволосый парень в очках и в куртке с нашивкой какого-то учебного заведения.
— Правда, что вы граждане, — поддержал его старик, который первым сделал Аллочке замечание.
— Смотрите, защитнички объявились, — завизжала баба с ведром.
— А старику непростительно защищать безобразие, — крикнул гражданин селедочного вида.
— Они хиппи. Один патлы отпустил, другой бороду. И поют в одну дудку.
Вмешались с той и с другой стороны еще несколько человек, перепалка стала всеобщей. Про Аллочку забыли, спорили, кричали, орали, доказывали друг другу свои педагогические принципы. И вдруг
— Алка, остановись! Алка, ты что, с ума сошла? Остановись, тебе говорю!
Баба Валя настигла ее, прижала к себе, отряхнула курточку, колготки. Автобус ошеломленно безмолвствовал. Стукнула дверца кабины. Шофер спустился на землю, подошел к кромке шоссе. Алла увидела его из-за бабы Вали и еще теснее к ней прижалась:
— Я не поеду, не поеду.
— Ну, что ты, что ты, глупая, обыкновенный автобусный скандал. Успокойся.
Но девочка не успокаивалась, и баба Валя, обернувшись, зло махнула рукой шоферу:
— Езжайте, мы с вами не поедем.
Шофер неторопливо, словно бы нехотя, вернулся к машине, заглянул в салон к пассажирам, что-то сказал им. Через минуту или две длинноволосый парень в очках вынес ящик с помидорной рассадой и бережно поставил на асфальт у обочины шоссе. Потом он так же нехотя и виновато, как шофер, вернулся к машине, и автобус, заурчав, медленно тронулся с места.
Алла успокоилась, даже нарвала у обочины букетик желтеньких одуванчиков. Минут через пятнадцать подошел другой автобус. Баба Валя хотела подсадить внучку в дверь, но Аллочка прижалась опять к своей Бабантопуле и умоляюще попросила:
— Не поедем, пожалуйста. Я не хочу в сад. Бабушка, миленькая, не поедем никуда.
Уехала без них и эта машина. Баба Валя оставила на обочине ящик с рассадой, и пошли они с Аллочкой домой пешком.
Мамочка
Дома оставалась мама Рита. Она должна была приготовить обед, но никакого обеда бабушка и внучка не нашли.
Позвонила соседка, баба Зина с первого этажа.
— Вы не волнуйтесь, пожалуйста, — сказала она. — Вашу Риту… Только вы не волнуйтесь, пожалуйста. Ничего страшного. Обыкновенный приступ. Сделают операцию, и все. Вашу Риту забрала «скорая помощь».
— Что? В какую больницу?
— В областную, клиническую. Вы не волнуйтесь. Там хорошие хирурги. Они подозревают аппендицит, а аппендицит теперь — все равно что насморк. Вырежут, и все.
Аллочка смотрела на бабу Зину непонимающими глазами. Она не успела пережить до конца автобусную историю. Маму увезли на «скорой помощи» в больницу. Значит, завтра они не пойдут в магазин «Природа» за аквариумом. Вот о чем она подумала. Опять мама не сдержала своего обещания. Собаку обещала — не купила. Чижа обещала — тоже не купила. Собаку, правда, она не очень обещала, сказала только: