В году тринадцать месяцев
Шрифт:
— Аллочка, как твои дела в детском садике? — спросила баба Ната.
— Не знаю, — пожала она плечами, — спроси у мамы или у бабы Вали.
— Я у тебя спрашиваю.
— А я не знаю, я ничего не знаю. Я еще маленькая.
И пошла из кухни.
Баба Валя поймала ее за руку и остановила:
— Куда ты идешь? Видишь, с тобой бабушка разговаривает, а ты ей подставляешь спину.
— А если я правда не знаю.
— Что не знаешь?
— Что отвечать, не знаю.
— Аллочка, а почему ты у меня раньше спрашивала, как мое здоровье, а теперь не спрашиваешь? —
— Спроси у нее про здоровье, — шепнула мама Рита дочери.
— А чего? Про чего? Про чего спросить? Я не знаю, — опять пожала плечами девочка.
Это было упрямство дипломатическое, безнаказанное, и нам всем оставалось только вздыхать и ждать, когда Алла снова станет относиться к бабе Нате с детской непосредственностью. Но Леля ждать не хотела.
— Подойди-ка сюда, маленький хитрец-огурец, — сказала она.
— Что такое хитрец? Я не понимаю.
— Все ты понимаешь. Бабушка интересуется новостями. Какие новости у вас в детском саду?
— Никаких.
— Целую неделю не была и — никаких.
— Да… Только в другом ящике раздеваюсь.
— А говоришь, нет новостей.
— Разве это новость? Для кого новость, а для кого — нет.
— Для кого же новость? — с легкой иронией спросила Леля.
— Для тебя новость, а для меня — нет, — ответила Алла.
— Вот ты как со мной разговариваешь, — огорчилась моя жена. — Я к тебе всей душой, а ты за каждым словом пожимаешь плечами.
— Они сами пожимаются. Я виновата, что ли?
— Ну, ладно, я не обижаюсь. Я умею не обижаться. Давай с завтрашнего дня начнем жить по-другому. Я возьму билеты в ТЮЗ, пойдем смотреть «Конька-горбунка». Пойдем?
— Я не понимаю, — сказала девочка и с подчеркнутой наивностью посмотрела в глаза Леле.
— Чего ты не понимаешь? — рассердилась баба Валя. — Тебе задают прямой вопрос, вот и отвечай на него.
— Я не понимаю, что такое ТЮЗ, — пожала девочка плечами.
— Вот как, не понимаешь? Дурочку ты строишь. Раньше понимала, а теперь разучилась. Иди в соседнюю комнату, постой там часок, подумай, может, вспомнишь, что такое ТЮЗ.
— Ладно, — сказала Аллочка. — Я пошла.
На пороге комнаты она остановилась и сказала, обращаясь к маме Рите:
— Там темно, зажги свет.
Мама Рита зажгла, и девочка скрылась за дверью с упрямо поднятой головой и, как мне показалось, даже с радостью, что избавилась от вопросов бабы Наты и тети Лели.
Эта упрямо поднятая голова рассердила бабу Валю.
— Так и знай, — крикнула она, — если ты будешь так себя вести, я встану ночью и уйду, куда глаза глядят. Надоели мне твои выходки. От горшка два вершка, а не подъедешь на козе. Так и знай: встану ночью и уйду.
Без девочки в комнате стало скучно. Настроение у всех испортилось. Тетя Леля вызвала по телефону такси, и мы вскоре уехали.
Прошло несколько дней, забылось и это происшествие, затянулось корочкой времени, как ссадина на коленке. У каждого из нас были дела поважнее. У меня новая книга, для которой я никак не мог придумать названия.
В эту ночь баба Валя в четвертом часу утра решила внести ящики с балкона в комнату, чтобы рассаду, не дай бог, не прихватило морозцем. Она накинула пальто на плечи и осторожно, чтобы не скрипели половицы, двинулась к балконной двери. Но не успела сделать и двух шагов, как из комнаты Аллы раздался ясный, словно она и не ложилась спать, голос девочки:
— Баба Валя! Баба Валя!
Алла сидела на кровати, опершись обеими руками на подушку и тревожно вглядываясь в темноту.
— Ты чего не спишь? — шепотом спросила баба Валя. — Ложись сейчас же. Спи!
— А ты куда идешь?
— На балкон за рассадой. Спи!
— Я не хочу, я с тобой.
— Спи, глупая, куда ты со мной пойдешь? Дети должны по ночам спать. Я внесу рассаду и тоже буду спать.
— Знаешь, — сказала девочка, поймав ее за руку, — я завтра встану и буду хорошей. Надоело мне быть плохой.
— Спи, — еще раз сказала баба Валя, погладила внучку по голове и на цыпочках вышла из комнаты.
На другую ночь все повторилось. Мама Рита поднялась, чтобы выпить таблетку анальгина, и девочка тотчас же вскинулась.
— Баба Валя! — позвала она.
— Это я, зайчик, что ты хочешь? Пить? На горшок?
— Ничего, — ответила девочка и уронила голову на подушку.
Утром во время завтрака мама Рита и баба Валя разглядывали Аллу с сочувственным вниманием, как разглядывают больного человека.
— У тебя головка не болит? — спросила баба Валя.
— Нет.
— Может быть, в боку колет или где-нибудь еще? — заглянула в глаза дочери мама Рита.
— Нет, нигде не колет.
— А почему же ты, зайчик, так часто просыпаешься и спишь неспокойно?
— Я по ногам просыпаюсь.
— По чему? — изумилась баба Валя.
— По твоим ногам. Ты же сказала, что уйдешь от меня ночью, если я буду плохо себя вести. Вот я и просыпаюсь.
— А ты веди себя хорошо и спи спокойно, — предложила баба Валя. — Мне тогда никуда не нужно будет уходить.
Аллочка с минуту оценивала ее слова и свой характер и, видимо, придя к выводу, что не сумеет вести себя всегда хорошо, сказала со вздохом:
— Нет, лучше я буду просыпаться.
И только тут обе женщины, бабушка и мама, поняли, какие они слепые и забывчивые. Их девочка не была больна, она каждое утро вставала с постели невыспавшейся. Она бодрствовала по ночам, вскидывалась на каждый шорох, боясь, что ее любимая Бабантопула выполнит угрозу и уйдет куда глаза глядят. Она каждый раз вскидывалась, чтобы задержать ее, не пустить.