В годы большой войны

Корольков Юрий Михайлович

Они все чаще поглядывали в сторону моста, откуда должен был появиться Виктор. С ним Дюрер назначил встречу несколько позже… Оба, не сговариваясь, взглянули на часы. До прихода Виктора оставалось минуты три. Точно в срок Виктор вышел на набережную.

Он держался спокойно, но тревогу выдавали его глаза, Виктор принес тяжелую весть: арестовали его сестру Валентину.

Анри сказал Виктору то же, что и Питеру Грамму:

— Надо немедленно исчезать.

— Мне это не нужно, — возразил Виктор. — Для себя я решил: если арестуют, покончу самоубийством.

Нервы

Дюрера были напряжены. Он вспылил.

— Вы вправе распоряжаться собственной жизнью, Виктор, но не следует забывать, что борьба продолжается. Мы остаемся солдатами, товарищ Виктор. Солдатами! Так вот, с точки зрения солдатских законов… За собой в могилу надо тянуть как можно больше врагов.

Виктор удивленно взглянул на Анри и вдруг широко улыбнулся:

— Я никогда не предполагал, что, выслушивая нотации, можно получать удовольствие, если при этом тебя называют товарищем! Это же великолепно, черт побери!

Напряжение спало, и Дюрер заговорил спокойно:

— Помните, Виктор, вы повторили слова генерала Штумпа: «С Гитлером или без него, но с англичанами против Советской России»… Помните? Так вот, уж если дело дойдет до гестапо, надо действовать, как на фронте — биться до последнего, умереть так, чтобы с тобой погибло как можно больше врагов. И еще — принимать на себя то, что знает противник, чего нельзя отрицать.

— Можете на меня рассчитывать, — сказал Грамм.

— И на меня! — воскликнул Виктор. — Вы не представляете, сколько лет я мечтал о России… И сейчас будто приблизился к своему отечеству… За это спасибо вам. Извините мой патетический тон.

— А теперь давайте расходиться, — завершил разговор Анри. — Тебя, Питер, прошу найти возможность любыми путями передать в Центр сообщение о последних событиях… Я остался без связи.

— Это что — SOS? — усмехнулся Грамм.

— Нет — это сигнал того, что мы продолжаем стоять на посту…

Они разошлись. Дюрер пошел к мосту, Виктор и Питер — в другую сторону. Снова заговорили об исчезновении Милды, делали всевозможные предположения, но ответа не было.

История ее ареста стала известна через много лет.

Донесения шли в Центр. Радисты абвера перехватывали их, записывали и нерасшифрованными складывали в архив. Некоторые донесения удалось расшифровать только через много месяцев. В одной из депеш, поддавшейся расшифровке, упоминалось германское консульство в Амстердаме. На сотрудника ссылались как на источник информации.

В депеше говорилось о бомбардировке союзной авиацией одного из городов Тюрингии. Англичане передали, что их налет причинил большие разрушения военным предприятиям города. Расшифрованная радиограмма опровергала британское сообщение. Налет причинил лишь незначительный ущерб. При этом ссылались на консульского работника, побывавшего в Тюрингии. Стали выяснять, кто из сотрудников ездил в то время из Амстердама в Тюрингию. Единственным таким человеком оказалась Милда, за ней установили слежку…

Аресты следовали один за другим. В тот день,

когда Виктор и Питер, простившись с Дюрером, шли по бульвару, в контору фирмы ворвались гестаповцы из команды Гиринга. Дверь им открыла Сюзан и лицом к лицу столкнулась с белобрысым посетителем, заходившим на днях в контору. Сейчас он был в эсэсовском мундире и руководил обыском. В конторе переворошили все папки с коммерческими делами, перерыли образцы товаров фирмы и ничего не нашли. У Сюзан спрашивали, где главный. Она ничего не знала… Ее арестовали. Сюзан стояла перед окном, глядела рассеянно на бульвар. Был пасмурный осенний день, моросил дождь, похожий на туман. Влажные, потемневшие ветви тускло блестели внизу.

Лицо Сюзан было спокойно, оно ничем не выдавало охватившего ее волнения. Но вот на противоположной стороне бульвара увидела знакомую фигуру. Шли двое… Питер раскрыл зонт, рядом с ним — незнакомый чернобородый человек с поднятым воротником… Сюзан показалось, что они направляются в контору. Захолонуло сердце…

Вероятно, слишком порывисты были движения Сюзан, когда она с излишней торопливостью сняла с подоконника лампу под зеленым абажуром и поставила ее на стол. Лампа на подоконнике служила сигналом, что все в порядке, опасности нет…

Белобрысый гестаповец обратил внимание на порывистые движения арестованной.

— Поставьте на место лампу! — крикнул он и сам перенес лампу обратно на подоконник.

Сюзан застыла, окаменела. Усилием воли отвела глаза от двух пешеходов, шагавших по мокрому асфальту. Белобрысый отошел к столу, рылся в ее бумагах… Она распахнула окно и с криком бросилась вниз, предупреждая товарищей об опасности, спасая их ценой собственной жизни…

ГЛАВА ВТОРАЯ

«ЭВРИКА!»

1

Вторая мировая война перешагнула свое пятилетие. Был на исходе 1943 год.

В происходящей борьбе уже намечался определенный перевес в сторону союзных антигитлеровских армий, но война продолжалась с неослабевающим накалом и противоборствующие стороны напрягали все силы для достижения решающего стратегического успеха. Войну выигрывает тот, кто побеждает в последней битве… На сухопутных фронтах, на морях и в воздухе каждый род оружия занимал строго отведенное ему место — пехота, артиллерия, танковые войска, морские, военные корабли… И не было здесь ни первых и ни последних в параллелограмме сил, слагающих военный успех.

Разведка вкрапливалась всюду, стремясь раскрыть замыслы, планы врага. Это была война без линии фронта, война незримая, происходившая в глубокой тайне. Разведчики-противники, будто в непроницаемом мраке, ходили с завязанными глазами, порой рядом, не подозревая присутствия один другого. А методы тайной войны были различны у каждой стороны: самоотверженность и героизм сталкивались с подлостью, преданность с жаждой наживы, строгий расчет с авантюризмом… Все зависело от того, в чьих руках находилось это оружие.