В июне тридцать седьмого...
Шрифт:
Так кто же виноват в этой трагедии, в духовной драме целой нации? Новые коммунистические правители страны, пастыри атеистической армады, внезапно возникшей на русской земле и обрушившей свой чёрный гнев на Православную церковь?
Да, конечно, главная вина — на правителях страны, на вторых и третьих эшелонах советской власти. И среди полководцев атеистического кровавого похода, увы, трагический герой моего повествования, верный ученик Ленина Григорий Наумович Каминский...
Ну а рядовые этого смертоносного воинства, кто они?
Уже в зубах навязли рассуждения о жидомасонском заговоре против России (большевики в руках заговорщиков —
Давайте вглядимся в лица.
Кто они, эти люди в чёрных кожанках, которые врывались в храмы, протыкали штыками иконы, волокли священника на колокольню, чтобы сделать ему «ласточку» — сбросить на землю? Неужто злобные масоны, проникшие в русскую глухомань из-за океана? Да нет же!.. Это наши соотечественники, россияне, и толпа, которая собралась на площади и в оцепенении наблюдает за бесчинством, половину погромщиков знает — свои, соседи: «Вон Ванька Ходаков своей Маруське ризу с каменьями поволок!»
Посмотрите внимательно старую кинохронику: рушатся православные храмы, летят наземь колокола, разбиваясь на куски. А вокруг если не ликующая, то азартно-возбуждённая толпа. Да, старые люди крестятся в смятении и ужасе, но остальные!.. Молодые мужчины и женщины, русские крестьяне и городские обыватели — бездумные, весёлые, бесшабашные лица. Пылает костёр из церковной утвари и икон, горят священные книги монастырских библиотек. Кто же устроил пляски и хороводы вокруг этого дьявольского пожара? Неужто в деревенских мужиков и баб нарядились евреи, съехавшиеся со всего света на этот чудовищный бал сатаны? Нет, это мы, русские, наши прадеды и деды.
Да, в трагедии Русского Православия при большевиках и в «победе» Октябрьской революции, в утверждении на протяжении более семидесяти лет её «идеалов» в попранной стране повинен прежде всего русский народ. Как тут не вспомнить слова Александра Исаевича Солженицына: «Дело каждого человека рассказывать о своей вине, и дело каждой нации рассказывать о своём участии в грехах». И пока мы не осознаем это, не примем на себя грехи своих прадедов и дедов, не покаемся в них — перед Россией, перед жертвами октябрьского смерча, перед своими потомками и перед всем человечеством, — не будет покоя и мира на русской земле. Ведь только покаяние выводит отдельного человека и целый народ — на путь добра, свободы, созидательного труда и счастья.
...Однажды с замечательным русским писателем Робертом Александровичем Штильмарком, ныне покойным, автором теперь особенно знаменитого приключенческого романа «Наследник из Калькутты» (хотя главная его книга, автобиографическая хроника «Горсть света», пока не нашла своего пути к читателям), ещё в советские времена мы бродили по окрестностям его любимой Купавны и вдруг оказались среди, увы, привычного «пейзажа»: дымящаяся миазмами огромная свалка, нагромождения ржавеющего металла и искорёженных бетонных конструкций, на.горизонте разрушенная церковь с каркасами сквозных куполов, и на одном из них уцелел тёмный от времени (правильнее сказать — от безвременья), покосившийся крест.
— Земля без божеского благословения, — сказал Роберт Александрович. Помолчал, добавил: — И без хозяина.
Воистину так!..
В середине восьмидесятых годов казалось: все, коммунисты победили, возврата нет, русская нация растворяется (как и другие нации, облагодетельствованные «Великим Октябрём») в безликом и аморфном понятии «советский народ». На одной шестой суши земного шара рождается новая
Но есть Бог, и он, наверное, увидел, что русский народ, пройдя через муки и страдания на свою Голгофу, устоял, сохранил в сердце своём духовную мощь, завещанную великими предками, он нашёл в себе силы сбросить с плеч коммунистическое иго, и в августе 1991 года божеское благословение — сначала над Белым домом, а потом над всей Россией — воссияло.
И символом духовного, христианского возрождения нашей многострадальной родины стал поднявшийся из небытия храм Христа Спасителя в центре столицы государства российского.
Самое время вспомнить строки забытого русского поэта Николая Берга:
На святой Руси петухи поют, Скоро будет день на святой Руси!...Какой весенний денёк за окном! Пронзительно синее небо сквозь голые, ждущие тепла деревья, звонкая капель с крыш, синицы возбуждённо тренькают, перелетая с ветки на ветку; как угорелые носятся во дворе псы по мокрой земле.
И за ними наблюдают мои кошки — Люся и Кнопа, сидя рядом на подоконнике, напряжённо замерев, еле заметно поводя мордочками, и их волнение выдают зрачки глаз, то сужающиеся, то расширяющиеся. Кошки ждут, они полны нетерпения и радостного предвкушения перемен: скоро переезд на дачу. И я с не меньшим нетерпением жду наступления дачной жизни и дачной работы.
Все вместе только на даче мы бываем полностью счастливы.
Какое им там раздолье!
Кнопа превращается в азартную, неутомимую охотницу. Обычно на всю ночь она уходит на место добычи, и рано утром на веранде под дверью мы обнаруживаем аккуратно сложенных в рядок несчастных задушенных мышей, кротов, землероек и прочую живность. Кнопа, шёрстка которой пропитана утренней росой, ласковым мяуканьем приглашает нас с женой полакомиться плодами её охоты и чрезвычайно удивлена тем обстоятельством, что мы отказываемся.
Люся не охотница — она готовится к очередным родам и воспитанию детей. Вот и недавно она успела погулять с мартовскими котами, потомство появится уже на даче. Не кошка наша Люся, а фабрика котят. Кстати, шестицветная Кнопа — тоже её дочка. Скоро Люся станет медлительной, осторожной и раздражительной дамой, а в конце мая или в начале июня наша дача станет весёлым кошкиным домом, пока котята не подрастут и не обретут своих хозяев. У Люси рождаются очаровательные котята, и на некоторых дачах нашего садового товарищества «Московский литератор» летом живут Люсины — и наши — воспитанники.
А я без наших кошек просто не представляю свою работу. Окно моего кабинета на втором этаже выходит в лес: молодые берёзы, ели, ров канавы, по которой уходят паводковые и дождевые воды, и края его покрыты густой травой и цветами. Тишина. Полная тишина... Только ветер может нарушить её.
Рабочий стол на даче у меня большой, не заваленный книгами, рукописями и прочим, как в Москве. На нём достаточно места не только мне, но и кошкам.
После завтрака я раскладываю на столе свои бумаги, распахиваю окно (если тепло) — свежесть раннего сельского утра, ветер ласково перебирает ветви берёз, щебет птиц...