В июне тридцать седьмого...
Шрифт:
— Вы говорите, — нетерпеливо перебил Григорий, — революция неминуема. Почему?
— Такова судьба России, — последовал ответ. — На этот путь, безусловно кровавый, страну толкнуло русское самодержавие ещё в восьмидесятые годы прошлого столетия, когда Александр Третий окончательно отверг конституцию Лорис-Меликова... — Илья Батхон внимательно посмотрел на Каминского. — Вы вникали в этот пласт отечественной истории: хождение в народ, «Народная воля», убийство Александра Второго, «новые» люди при его дворе во главе с графом Михаилом Тариэловичем Лорис-Меликовым?
— Откровенно говоря, подробно не вникал, — признался
— Вникните! Обязательно! — В голосе Батхона не было и тени упрёка, а только доброжелательность. — Молодой революционер должен, больше того — обязан знать историю своей страны. Борьба без знаний и чётких позиций — дело даже опасное. Вы меня понимаете? Просто увлечение самой борьбой... Так сказать, романтика...
— У меня не слепое увлечение, — с обидой сказал Каминский. — И не романтика.
— Я знаю. — На плечо Григория легла горячая дружеская рука. — Но учиться необходимо. И особенно вашим друзьям.
Вот что... Для начала — возьмите-ка несколько брошюр. Дайте почитать своим друзьям. — Илья Батхон помедлил. — Кому доверяете.
— Спасибо... — Григорий держал в руках тонкую книжицу в сером переплёте: «Манифест коммунистической партии».
С того дня Каминский часто встречался со своим новым старшим товарищем по борьбе: через него попадала к Григорию и его друзьям революционная литература, издаваемая за границей и тайно перевозимая в Россию.
Однажды Илья Батхон сказал:
— Гриша, я передаю вам предложение минского подпольного комитета социал-демократической партии... Почему бы здесь, в слободе, не организовать кружок молодёжи? Легальный.
— Легальный? — вырвалось у Гриши.
— Именно. Легальный... Скажем, литературный кружок. Ведь, разбирая литературные произведения, говорить можно о многом...
— И я знаю, — нетерпеливо перебил Каминский, — кто у меня в этом кружке будет! Ведь по вечерам я занимаюсь в библиотеке имени Толстого!
— Я знаю эту библиотеку, — сказал Илья Батхон. — Публика там самая разная.
— Не беспокойтесь! — засмеялся Гриша. — Своих я там всех знаю.
— Тогда, Григорий, действуйте!
Воздадим славу российским библиотекам, которые создавались в конце прошлого века и в начале нынешнего земствами, благотворительными обществами, меценатами в больших и малых городах, в казацких станицах, в крупных сёлах обширной империи. Очаги знания, очаги света и разума среди тьмы всенародного невежества и безграмотности. Скольких людей, и прежде всего молодых людей, приобщили они к кладовым познания, к высотам искусства, сколько юных сердец окрылили высоким порывом к справедливости, гуманизму, братству на нашей маленькой прекрасной планете!
Именно такой была библиотека имени Льва Николаевича Толстого в рабочей слободе около Брестского вокзала в Минске. Она была открыта по инициативе и на средства благотверительного общества «Просвещение» при городской управе; членами общества были местная интеллигенция, прогрессивные учителя гимназий и реальных училищ, врачи, инженеры, служащие государственных контор.
Скоро эта библиотека, занявшая капитально отремонтированный двухэтажный дом — в нижнем этаже сама библиотека, книжный фонд, в верхнем — читальный зал, — стала любимым местом для
Молодые люди появлялись здесь не только для того, чтобы обменять книгу, но и для встреч и знакомств — библиотека, а в большей степени читальня, на втором этаже, стала своеобразным молодёжным клубом.
Уютный небольшой зал с портретами классиков русской и мировой литературы на стенах. Лампы под зелёными абажурами на столах. (Тогда считалось: зелёный отсвет полезен для глаз во время чтения.) Свежие газеты и журналы специально выписывались для читального зала: «Русское богатство», «Мир Божий», научно-популярные журналы, даже горьковская «Летопись». Всегда здесь было тепло, встречают каждого приветливо, заинтересованно. Из читального зала дверь ведёт в небольшую комнату, где стоят удобные кресла, диваны, — здесь не читают, а беседуют, обсуждают прочитанное, не обходится, естественно, без жарких споров.
До девяти вечера приветливо горят зелёные лампы на столах читального зала библиотеки имени Толстого. Но и когда закрывается библиотека, молодые люди не спешат расходиться — уже появилась традиция: идут гулять по слободе, продолжая споры, начавшиеся в библиотеке. Правда, разбившись на несколько компаний. Например, у Станислава Бжаковского, юноши с бледным нервным лицом и тонкими усиками-стрелками над капризной верхней губой, своя, а у Гриши Каминского, широко шагающего в серой гимназической шинели нараспашку, — своя...
Григорий Каминский постоянный посетитель библиотеки имени Толстого, её читального зала. Приходит он сюда и за книгами — вся русская классика в библиотечных фондах, а гимназический курс отечественной литературы крайне ограничен... Жажда знаний обуревает гимназиста. Приходит в читальный зал, и у него там даже своё место у окна — прочитать последние газеты, перелистать журналы — знать, знать всё! Или как можно больше. Впрочем, недавно Илья Батхон сказал ему:
— Невозможно знать всё. Мир современных знаний необъятен. Поэтому, занимаясь образованием и самообразованием, надо руководствоваться правилом: знать всё об одном и понемногу обо всём.
«Как это точно! — думает Григорий Каминский. — Но что для меня всё? Политическая борьба? Разве есть точная наука — политическая борьба? Необходимо разобраться. И вопрос остаётся — что для меня всё? О чём я должен знать всё?..»
И ещё приходит Григорий Каминский в библиотеку имени Толстого для знакомств с людьми и бесед с ними.
Какой же разный народ собирается в читальном зале, освещённом лампами под зелёными абажурами. И все они интересны нашему юному герою...
Вот Станислав Бжаковский. Вокруг него всегда особая публика: молодые люди с длинными волосами, некоторые из них ходят с тростями, деланно прихрамывая; барышни изломанны, всегда нервно возбуждены, у некоторых странно блестят глаза (Грише кто-то сказал: «Нюхает кокаин»). Когда эти люди заполняют комнату с мягкими креслами и диванами, там споры о последних произведениях Арцыбашева, Соллогуба, Андреева, Вербицкой. Там в почёте стихи символистов, и сам глава этого круга Станислав Бжаковский, откинув со лба длинную прядь волос, нараспев читает стихи Бальмонта, Игоря Северянина, Апухтина.