В июне тридцать седьмого...
Шрифт:
Наконец он заговорил, спокойно и твёрдо:
— Итак, нужны объяснения. Что же, извольте. На изложение нашей позиции по данному вопросу мне нужно около часа...
Негодующий рокот прокатился по рядам. Кричали:
— У нас регламент!
— Укладывайтесь в двадцать минут!
— Чего тут долго разговаривать?
И тогда в зале поднялось сразу несколько большевиков, заранее записавшихся в прения:
— Мы отдаём товарищу Каминскому своё время!..
Григорий Каминский откашлялся: в зале
— Тут уже не раз было сказано... — Оратор повернулся к президиуму, потом обвёл неторопливым взглядом первые ряды. — Все мы, собравшиеся в этом зале, революционеры. И вот восставшие пролетарии и крестьяне берутся за оружие, чтобы защищать власть, вырванную из рук эксплуататоров. А оружия не хватает. Как в этой ситуации поступают настоящие революционеры и как предатели революции, соглашатели и капитулянты? Рассмотрим психологию и действия последних...
...Часом раньше у ворот арсенала была загружена ящиками с патронами, винтовками и наганами последняя машина.
— Всё! — еле разгибая спину, сказал комендант арсенала Павел Сергеевич. — Да, будет у меня сегодня денёк... Как бы под трибунал не угодить.
— Не угодишь! — перебил его Нацаренус, уже садясь в кабину машины. — Революция все грехи спишет. Спасибо, товарищи! Передайте оружейникам: Москва не забудет!..
...Все четыре машины тронулись разом.
Огромная луна стояла в зените, и рассеянный свет машинных фар тонул в её нереальном свете.
Павел Сергеев и Иван Михеев молча проводили взглядами последний грузовик, пока он не скрылся за углом. Некоторое время ещё слышен был натужный, со сбоями, рокот моторов; наконец его поглотила осенняя тишина. Только в русских провинциальных городах бывает она такой полной и глухой...
— Убёг! — К ним спешил Прохор Заикин с отвратительной дрожью в коленях. — Убёг Сёмка! Шкаф завалил и...
— Так... — перебил комендант арсенала, недобро глядя на Прохора. — И куда же он подался? Как соображаешь, Заикин?
— Соображаю, что в Совет...
— И я такого мнения, — сказал Иван Михеев. — Значит, мне тоже туда надо.
— Правильно! — согласился Сергеев. — А мы тут порядок наведём. — Он повернулся к обступившим их молчаливым солдатам: — Караул! По местам!..
...Было без двадцати два ночи.
Григорий Каминский находился на трибуне третий час...
Он говорил:
— ...Таким образом, как я показал на примерах Великой французской революции, революции в Германии в одна тысяча восемьсот сорок восьмом году, а также подкрепил свои аргументы ссылками на труды Маркса и Энгельса... Словом, восставший народ всегда имеет право на оружие. А какими средствами он его получает — это уже вопрос тактики. И в связи с этим я хочу заявить следующее...
Зазвонил
— Товарищ Каминский, — сказал он, — мы вас довольно слушали. — Он посмотрел в почти наполовину опустевший зал: оставались делегаты Совета и самые терпеливые гости; посмотрел, ища там поддержки, и получил её — на трибуну и президиум дохнуло рокотом и шиканьем. — Теперь послушайте нас. И я предлагаю вам прервать затянувшееся выступление.
— Раз предлагаете... Подчиняюсь. — Каминский не спеша вернулся на своё место в президиуме.
Сергей Константинович появился на трибуне.
— Блок меньшевиков и эсеров, интернационалистов, предлагает Совету принять следующую резолюцию о возмутительном поступке большевиков... — Восленский зашелестел листами бумаги.
В это время в зале появился Иван Михеев, быстро прошёл к сцене, неся боком своё медведеподобное тело между рядами, оказался возле стола, за которым сидела Ольга Розен, что-то тихо, кратко сказал ей, и Ольга уже побежала к боковой двери, чтобы через несколько мгновений возникнуть на сцене...
Сергей Константинович Восленский начал читать предлагаемую резолюцию:
— «В связи с тем, что большевики встали на прямой путь обмана Совета, всех революционных трудящихся Тулы, действуют сепаратистски, в духе ленинского революционно-военного комитета в Петрограде, мы решительно требуем возвращения машин с оружием в арсенал и привлечения к революционному суду лиц, причастных к этой противозаконной акции...»
...Ольга Розен уже была на сцене, за спинами президиума она подошла к Григорию Каминскому, что-то быстро сказала ему на ухо и убежала.
— «Притом мы настаиваем, — читал Восленский, — на публичном суде, чтобы сами рабочие, солдаты...»
Каминский взял председательствующий колокольчик, лежавший на столе, зазвонил в него.
Сергей Константинович удивлённо прервал чтение.
— Простите, — сказал Каминский, — но нет практического смысла читать дальше вашу резолюцию и тем более принимать по ней решение. В повестке дня сегодняшнего заседания Совета есть ещё несколько практических вопросов, которые требуют безотлагательного решения.
— Я не понимаю... — растерянно сказал Восленский.
— Чего тут понимать! — Каминский с приветливой, обезоруживающей улыбкой достал часы-луковицу; в полной тишине щёлкнула крышка. — Семь минут третьего. Ночь... Уже тридцать первое октября. Как летит время! Что же касается машин с оружием... они для нас в данный момент, увы, недосягаемы: час назад прошли Окский мост под Серпуховом. Так что... — Григорий развёл руками.
Зал Народного дома, в котором заседал Тульский Совет рабочих и солдатских депутатов, сковала шоковая тишина...