В каждом доме война
Шрифт:
– И что ты за человек, Зинка: на Давыда рукой махнула, чует моё сердце, не напишешь ты ему. Нет, не напишешь. Как мне стыдно перед Серафимой. Если бы ты знала! Чую я – это навсегда, а сын как будет… без матери?..
– Нечего заранее гадать, мамаша, иди домой, а я сама доберусь, – оборвала почти грубо Зина.
– Смотри, будь осторожней, пешком сама больше не ходи, с оказией приезжай, а где её, эту оказию, найдёшь? – сокрушалась Ульяна Степановна, остановившись, трёхкратно перекрестив дочь. И потом ещё смотрела ей вслед, держалась рукой за подбородок, ощущая как текли по щекам слёзы…
Глава 4
…Когда Гриша
– Да что ты врёшь, Гриня! – сказала недоверчиво Глаша. – Анфиса с тобой гуляла, хи-хи, намедни от неё я слыхала, что в посёлке для неё нет ни одного достойного парня. Чуешь ли, что она балакала? – лукаво подначивала она.
– Ха-ха-ха! – засмеялся брат. – Она так правда тебе говорила, в это даже трудно поверить! Я запросто целовался с ней и даже больше…
– Хвастунишка, Гришка, что же могло быть больше поцелуя? – деланно протянула сестра, лукаво глядя на брата. – Ты ври да меру знай! – протянула она нарочно, чтобы вытянуть из него признание.
– Как хочешь, так и думай, теперь она моя… это я точно знаю! – гордо воскликнул Гриша.
– А Валька Чесанова свободна, как же она, тебе уже не интересна? – спросила Глаша, веснушчатая, светло-русая девушка, встречавшаяся одно время с Ильёй Климовым, а в последнее время с Мишей Старкиным, а Илья вдруг переметнулся к Доре Ермолаевой.
– Да, уже душа к ней не лежит. Анфиса намного лучше, но ты смотри только никому ни слова, – строго предупредил Гриша…
– Ой, из чего ты секрет делаешь? – махнула она недоверчиво рукой. – Ладно, никому не выболтаю. Но ведь всё равно и без меня люди узнают, – усмехнулась кокетливо сестра, думая серьёзно, что кроме неё кто-то ещё уже знает о брате.
Отчасти Глаша была права, но, испытывая к Анфисе зависть, как счетоводу на ферме, она при первой возможности разболтала секрет брата Тане Рябининой низенькой, коренастой девушке. Как-то они сидели возле вагончика в ожидании коров с попасу; другие доярки мыли подойники или стояли в отдалении и разговаривали. Анфиса же только что пришла на стойло, поздоровалась со всеми как обычно, но Глаше показалось, что её она не заметила.
– Какая важная птица! – сказала неприязненно девушка. – Строит из себя барыню, а сама гуляет с моим братом.
– Правда? Это она учудила по-соседски! В клуб не ходит или раз по обещанию, – ответила подруга удивлённо. – А я думаю, чего это у неё живот выпирает не в меру, значит, она уже залёточка?
– Гришка, кстати, намекал о близких с ней отношениях, но я
не поверила.
И этого было вполне достаточно, чтобы эта новость растеклась грязным ручейком по всему посёлку. А спустя время та же Танька Рябинина, жившая через два двора от Чередниковых, рассказывала дояркам, что к Чередничихе вечером приходила якобы Анфиса. А чем иногда занималась старая Чередничиха – эта весёлая, взбалмошная певунья и плясунья, в посёлке всем было хорошо известно. Не одна баба побывала у неё, избавлявшей от нежеланного бремени…
Собственно, на самом деле всё было несколько иначе. Анфиса действительно имела слабость отдаваться Грише, действительно
– Я надеюсь, что ты не болтун? Сестре ничего не говорил, а то Глаша смотрит на меня так, будто я должна ей что-то.
– Конечно, о тебе сестре я смолчал, как рыба! – поспешно ответил он, пряча, однако, от неё глаза. Анфиса тоже опустила взор, она догадалась, что он врал, но больше ничего ему не сказала.
В следующий раз она всё равно пришла в лесополосу с таким чувством, будто у кого-то отняла парня, и до сих пор не могла понять: почему она так легко уступила ему, словно давно встречалась с ним? С того раза они почти не разговаривали, хотя видела, как он смотрел на неё издали. И это было тем более удивительно, что она никогда бы не вышла за него замуж, так как Гриша не совпадал с её представлением о суженом. Тем не менее вдвойне было странно то, что с недавних пор она испытывала к нему как будто родственные чувства. Разумеется, ближе парня, чем Гриша, у Анфисы пока что не было. И отныне ей казалось, вряд ли когда будет, о чём, правда, она больше не задумывалась, живя исключительно ради сиюминутного удовольствия.
– Ах, Гриша, что я делаю? Гублю себя, – с чувством прошептала Анфиса, прижимаясь к нему всем телом, закрывая от грешного стыда глаза.
– Почему ты так считаешь, дак я ж тебя люблю! – удивлённо воскликнул он.
– Люби, люби, Гриша, больше никого нет, это ты знаешь, и ничего не спрашивай. Мне с тобой очень хорошо, делай своё мужское… Боже, что я говорю: это же чистый срам! Неужели у нас с тобой такая страстная любовь? – горячо шептала она в полусмехе.
На этот раз он не торопился. Ему самому хотелось побыть с ней дольше обычного. Она вселяла ему непоколебимую уверенность.
После того, как парочку стало так неодолимо притягивать друг к другу, и когда это случилось в очередной раз, Анфиса велела тому уходить первым, тогда как она, вместо того чтобы идти домой, вдруг сама не зная зачем пошла на ферму, где дежурили по ночам из-за отсутствия скотников доярки. Она заглянула в окно, увидев в дежурном помещении брата Гордея и Ксению, не стала заходить: обошла вокруг ферму и пошагала домой. В клубе ещё горел свет, откуда доносилась гармошка, на которой (она знала) рьяно играл Дрон Овечкин. Затем по противоположной стороне улицы Анфиса поравнялась с хатой Чередниковых, желая у старухи узнать: правда ли, что задержки месячных бывают единственно в том случае, когда женщина забеременеет? Хотя у неё подобное ещё не случилось, но ей хотелось точно знать, когда это происходит, чтобы потом быть ко всему готовой. В этот момент она увидела вышедшую из двора Зинаиду Рябинкину, и у Анфисы тотчас отпало желание идти к старой ворожее. Она заторопилась уйти с глаз долой тётки Зинаиды, слывшей в посёлке донельзя любопытной, способной вдобавок выдумывать разные небылицы. Наверное, всё-таки та заметила девушку, что вскоре и послужило толчком для сплетен об Анфисе…