В каждую субботу, вечером
Шрифт:
Но эта, видать, умная, цепкая. И что меня с ней окончательно примиряет — любит отца. Когда ее маленькие быстрые глаза смотрят на него, они теплеют и становятся добрее, мягче.
Она у нас была всего лишь один раз, потому что Алеша так прямо и заявил отцу, что не хочет ее видеть. Отец расстроился, запинаясь, стал выговаривать Алеше, что так нехорошо, что это его очень огорчает, но Алеша не стал ничего больше слушать и вышел из комнаты. Я сказал отцу:
— Ничего, я его обломаю. Вот увидишь, они еще подружатся.
—
Я люблю Алешу еще и потому, что мама любила его больше всех. Еще тогда, когда Алеши не было и он лишь должен был появиться, она придумала себе его, начиная с имени — ей нравилось имя «Алеша» — и кончая внешностью. Мама говорила:
— Хочу, чтобы сын у меня был высокий, сероглазый, с темными волосами и чтобы у него были большие, красивые, ловкие руки.
И Алеша удался точно таким — сероглазый, темноволосый, ростом вот-вот догонит меня, и руки у него самые что ни на есть ловкие.
Он лучший ученик класса, а потому и занят больше всех остальных учеников. Ему постоянно приходится оставаться в школе после уроков, помогать отстающим. И еще он занимается в техническом кружке. Очень хочет построить сани с мотором, чтобы бегали быстрее машины. Но из-за меня он нередко пропускает занятия в своем кружке. Я ругаюсь, но он стоит на своем:
— Тебе одному скучно…
Он не прав. Я не так уж много времени бываю один. Когда Алеша в школе, к нам приходит помогать по хозяйству соседка — пенсионерка с пятого этажа, Полина Петровна, дама хозяйственная, но чрезмерно говорливая.
Пока приготовит обед и уберется в комнате, успеет выложить мне свои впечатления о жильцах, населяющих дом, и попутно еще расскажет о текущих политических событиях.
Ко мне заходят товарищи по институту, приносят конспекты, учебники — я ведь и теперь продолжаю учиться. И педагоги будут этой весной принимать у меня дома экзамены совершенно так же, как принимали бы в институте, без всяких поблажек и скидок.
Алеша как-то спросил меня:
— Хочешь, я тебе подскажу, какой дипломный проект сделать?
— Хочу.
— Сделай проект стадиона, только чтобы был последним писком.
— Что ты называешь последним писком?
— Перво-наперво — трибуны из пластика. Это, наверно, здорово красиво, когда трибуны из цветного пластика, красные, голубые, зеленые!
— А ты сам-то видел такие трибуны?
Но Алеша не слушал меня:
— Потом надо установить повсюду самые сильные фонари, чтобы проводить матчи и днем, и ночью.
— Ночью-то зачем?
— Вдруг днем не успеют…
Когда Алеша является домой, он первым делом выспрашивает Полину Петровну, как я ел, понравился ли мне обед, кто навещал меня и как я себя чувствовал весь день.
Меня он расспрашивает после — должно быть, больше доверяет ее ответам.
Хотя Алеша и младше на семь лет, он относится ко мне так, как будто
Он считает, что знает все лучше меня, больше разбирается в жизненно важных проблемах, лучше понимает людей.
Может быть, по-своему он и прав.
Благодаря его стараниям, я могу, лежа в постели, управлять каналами телевизора и радиоприемника, он сам смастерил для этого специальные приспособления, телефонный аппарат стоит рядом с постелью на тумбочке, а кроме того, у меня еще есть транзистор «Сокол», подаренный в день рождения Нелей.
Неля тоже, подобно Алеше, привыкла считать себя старшей.
Она и в самом деле старше меня на два с половиной года. Ей двадцать три, и она работает в архитектурной мастерской Моспроекта, а я до прошлой зимы учился в архитектурном институте.
Неля любит делать подарки. Недавно она преподнесла деревянный с затейливым узором туесок, на дно туеска наклеила свою фотографию, для того чтобы, как она выражается, я знал: она неотступно, всегда рядом.
Неля — современная девушка во всех отношениях, и главное — больше всего боится хотя бы в чем-то отстать от моды.
Должно быть, не я один говорил ей о том, что она чересчур сильно мажется, но она уверяет — это модно и современно, и потому не устает растушевывать веки синим, проводить чуть ли не до виска темные черточки, мазать губы бледной помадой, а на щеки класть золотистый тон.
У нее неправильные черты лица, высокие скулы, крупный рот, пористая кожа, но тщательно запудренная, однако все это в сочетании со спортивной фигурой, стройными ногами, которыми она гордится, производит соответствующее впечатление, и она кажется порой хорошенькой.
Она постоянно демонстрирует хорошее воспитание, которого у нее нет и в помине.
«Пожалуйста», «спасибо», «очень благодарна» — так и сыплется с ее языка, но стоит кому-либо хотя бы чуть обидеть Нелю, как она, позабыв о хороших манерах, резанет сплеча, обругает так, что не сразу найдешься, что и ответить.
Когда-то я прозвал ее «вежливая нахалка», и она — у нее есть чувство юмора — искренне засмеялась.
Несмотря на все это или, может быть, благодаря всему этому, я люблю Нелю, хотя никогда еще не говорил ей о том, что люблю.
Когда мы встречаемся, мы только и делаем, что обмениваемся остротами, иногда переходящими в колкости, и не обижаемся друг на друга, потому что оба одинаково боимся любого проявления сентиментальности.
Поначалу, когда все это случилось, Неля часто приходила ко мне, часами просиживая со мной, и держалась совершенно обычно, точно так же, как и тогда, когда я был здоров.
Я не мог не оценить по достоинству ее такт и чуткость, но иногда мне казалось, что это все не так уж легко для нее — приходить ко мне, привычно острить, делая вид, что все, как есть, осталось по-прежнему, и я насильно гнал Нелю домой.