В Киеве не женись!

Санжаровский Анатолий Никифорович

Товарищи! Ужель вас не манит роскошный тихий, тёплый майский вечер, когда вы под ручку с соседской Светланой Титовной гуляете у вонючего пруда и весь дрожите от счастья, и оттого, чтоб вас не накрыла ваша половина Клара Сидоровна, и оттого, что вас немилосердно кусают лютые люботинские или песочинские комары Anopheles naemozlivica.

А ночь! Ночь! Если бы я был Н. В. Гоголем, я б обязательно сказал: «Божественная ночь!! Очаровательная ночь!!!»

Тихо…Ти-и-хо… Нежной прохладой дышит уснувший пруд, месяц из-за деревьев подсматривает,

как вы прощаетесь со Светланой Титовной, и вам кажется, что месяц завидует… Попрощавшись, вы идёте домой, танцуя, будто вам двадцать, и в мыслях у вас: «Завтра она будет моей!..»

В комнате у вас темно… Вы зажигаете свечку… Ваша Кларочка спит, натянув па голову две подушки от комаров… Вам хочется есть… Вы крадучись лезете к шкафу… Пустой… Вы к кошёлке – пустая… Удивлённо начинаете осматриваться…

Какой диалог завяжется между вами и Кларочкой – я не знаю. Это зависит от вашей сдержанности и ценности украденных вещей…

Ах, ночь!.. Ах, дача!!

………………………………………………………

Граждане! Да неужели вы так-таки и не нашли ещё себе дачу? Уже ж апрель. На носу май… Поторапливайтесь. В воскресенье немедля на поезд и ищите. И делайте это как можно быстрей, а то я три воскресенья подряд ездил искал дачу на всех околицах Харькова в радиусе шестидесяти вёрст и… не нашёл. Все заняты.

Так чтоб и с вами не приключилась такая история.

Поторапливайтесь!

Стихия

На работе мне не дают проходу. Только и разговоров, как это я, советский человек, и никогда не был на море.

Все были. И Розалия Абрамовна (негр.) и Петро Панасович (двенадцатый разряд плюс 25% нагрузки), и Костя Гронек (альфонс), и Ада Гад (главный клиент ТЭЖЭ[9]) и много таких же работников и честных служащих – все были на море, купались, пеклись на солнце, дышали морским воздухом, наживали килограммы, а я нет.

Наконец, мне стало стыдно, я не выдержал и поехал на море.

Поразило меня море сильно.

Да оно и не диво.

Всё ж таки – стихия.

А со стихиями мне во время революции (и при царском гнёте) встречаться не доводилось, как-то выкручивался.

И вот, встретивши первый раз в жизни стихию, хотя и мокрую, без впечатлений невозможно.

Что ж на море впечатляет?

Всё!!

Ах!

Море!!

Это, значит, такая большая речка, у которой лишь один берег.

Безусловно. Другого берега я и не видел, как ни присматривался.

Берег моря, или по морской терминологии пляж, – штука очень сложная.

Состоит она из голых людей, нехорошо пропечённых кирпичей, битого стекла, объедков, кусков газетной бумаги, морских ракушек и грязного песка.

Вода в море обычная.

Единственное, чем она отличается от воды наших речек, – это то, что какой-то урод взял и пересолил.

Когда и при каких обстоятельствах была пересолена вода, узнать мне не посчастливилось.

Расспрашивал я многих про это, заходил даже в местную милицию – никто не знает.

А вода пересолена и очень.

Пробовал пить в четырёх

фарватерах (морской термин; по-нашему – в четырёх местах) – везде солёная.

Какой-то доброжелательный гражданин, что сидел голый на пляже и пил воду из бутылки, насоветовал мне попробовать ещё и из пятого фарватера, но я, с сожалению, не мог дальше проводить свои исследовательские экскурсии, меня сильно потянуло на берег, где я и пришвартовался (морской термин; по-нашему… это тоже очень плохо, не говоря уже о трёх рублях штрафа).

Из прочих свойств моря, кроме, значит, сложного берега и солёной воды, следует отметить работу моря.

Работа у моря чрезвычайно простая: это делать прибой и отбой (морские термины; по-нашему – плеваться).

Прибой – это когда море тихонько плюнет волной на берег, а отбой – когда берег той волной плюнет назад.

Вот и всё.

Как видите, работа никчёмная, однообразная, грязная и к тому ж ещё явно контрреволюционная.

На пляже на столбе висит постановление местной Советской власти:

«Плевать на пляже запрещено».

А море плюётся себе и плюётся.

Сказать, что местная власть про это не знает?

 

Ничего подобного. Раз рядом со мной начальник милиции купался. Понимаете, начальник милиции!

Всё равно – и на него плюёт.

Что-то непонятное. Особенно когда случайно припомнишь, что это деется на двенадцатом году революции.

Может, кто скажет, что это ж море, это ж стихия.

Не соглашусь.

А начальник милиции что по-вашему?

Это если всякая стихия начнёт выкомаривать, что ж получится? Сегодня море на начальника милиции плюёт, завтра ветер пораскидает бумаги у секретаря райисполкома, послезавтра гром ударить в ВУЦВК…[10]

По-моему, так. Хоть ты и стихия, а знай своё место… в природе.

А вообще море, если отбросить эту его, очевидно, случайную неосведомлённость, очень мне понравилось.

Оригинального на море и у моря много, неожиданностей – сила.

Такое, например.

Сидит на берегу человек и стирает подштанники.

Обычный вроде человек и поза обычная.

А выходит, что не человек это, а «морской волк».

И волчьего, кажется, ничегошенечки, и усы такие же, как, скажем, у вольного гражданина Полтавщины, и ругается одинаково, и подштанники довольно грязные и рваные, – а «волк».

Конечно, не все «волки» безработные.

Многие из них действительно по специальности работают возле родной стихии: продают на пляже яйца и булки, сдают напрокат лодки, фотографируют пляжников, а «волчата» целёхонький день выкрикивают на пляже:

– Кому свежей холодной воды?

Однако «волки» – народ симпатичный. Вот только немного нелюдимый.

Например, надо было мне окончательно выяснить, что такое «морские узлы». Подхожу я к одному гражданину, что возился у одномачтовой шхуны (морской термин; по-нашему – лодка, которая может одновременно поднять и потопить не больше пятнадцати человек).