В лабиринте секретных служб
Шрифт:
— Почему еще? — послышался голос Верте. Томасу вдруг стало холодно.
— Что, что случилось, герр оберет?
— Мы искали вас по всему городу.
— Меня… по всему городу, — растерянно повторил Томас.
Вера смотрела на него с открытым ртом.
— У меня находится курьер. С делом Лакуляйта вы утром вылетаете в Берлин, Ливен. Ухватитесь за что-нибудь покрепче — вас вызывают в Главное управление имперской безопасности.
— В Главное управление?
— Да, в 15.00 быть лично у Генриха Гиммлера.
«Один из самых плохих архитекторов, начисто лишенный вкуса, —
— Зондерфюрер Ливен из абвера в Париже. Меня пригласили в Главное управление имперской безопасности, — представился Томас.
— Хайль Гитлер, говорят у нас, — жестко сказал одиниз них. — Кто вас вызвал?
— Герр рейхсфюрер СС и шеф немецкой полиции, — скромно ответил Томас.
Старший на посту покраснел, схватил телефонную трубку и доложил, после чего он сделался в высшей степени любезным. С необычайной быстротой он выписал пропуск с подписью и штемпелем, на котором стояло время выдачи — Берлин, 30 мая 1944 года, 17 часов 48 минут. Из вестибюля на второй этаж вела громадная каменная лестница. В узких коридорах тускло горела лампочка. Стучали сапоги, шаркали ботинки. Казалось, что тысячи людей бродили по этому дому ужаса. «Покину ли я это кошмарное здание живым? — думал Томас. — Если да, то кто мне поверит, что я выбрался из этой огромной паутины?»
— Садитесь, зондерфюрер, — сказал Гиммлер после короткого обмена приветствиями. Они находились в кабинете шефа главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера Кальтенбруннера. Хозяин кабинета после молчаливого изучения Томаса вышел из кабинета, в котором Томас и Гиммлер остались одни. В кабинете все было помпезным: мебель, серебряные канделябры, панели. На стене висела картина в масле, изображающая руины города на фоне моря в оранжевом освещении заходящего солнца. Гиммлер заговорил: Послушайте, Ливен, вы уже знаете, что ваш покровитель адмирал Канарис несколько недель находится в отставке и весь абвер теперь подчинен мне. — Гиммлер ехидно улыбнулся. — Я ознакомился с вашим досье. Знаете ли, как я должен с вами поступить?
— Приказать расстрелять, — тихо ответил Томас.
— Я… что? Да, совершенно верно. Именно это я хотел сказать! — Гиммлер вертел на своем пальце перстень-печатку с эмблемой СС. Он холодно посмотрел на Томаса. — Я хочу вам дать шанс, последний! Выполнив задание, о котором я вам сейчас скажу, вы можете заслужить благодарность фюрера и народа.
Зазвонил телефон. Гиммлер послушал и положил трубку.
— Вражеские самолеты подлетают к столице, спустимся в подвал.
Вторая часть беседы состоялась в глубоком, надежном бункере. Ее рейхсфюрер начал в другом тоне:
— Ливен, вы человек с пацифистскими убеждениями. Не возражайте, мне все известно. И тем более вы сможете мне помочь, если я скажу, что жестокой, кровавой бойне должен быть положен конец. Мы,
Близкий разрыв мощной бомбы поколебал бункер. Погас свет и вновь зажегся. На лбу рейхсфюрера мелкими каплями выступил пот. Гиммлер заговорил вполголоса:
— Я веду тяжелую борьбу, на мне лежит необычная ответственность, никто ее со мной не разделяет. Все я должен решать сам.
«Я, я, я, — думал Томас, — а Гитлер, а Геббельс, а другие? Пожалуй, герр Гиммлер готовит сепаратный мир!»
— Вообще-то говоря, вам, как врагу нации, надо бы отрубить голову, но я этого не хочу. Вы мне нужны.
Снова раздался сильный грохот и погас свет. Лицо Гиммлера позеленело.
— Вы знаете каждый КПП на границе с Испанией, каждую тропу, используемую контрабандистами на границе Испании с Португалией. Верно?
— Да, хорошо.
— Вы получите свободу при условии, что доставитеживым и здоровым одного человека в Лиссабон. Вы ведь банкир, не так ли? С вами можно говорить о гешефтах?
«Так вот в чем дело, — подумал Томас, — вот почему он нуждается во мне. Португалия порвала с ними дипломатические отношения. Испанцы не пускают в страну ни одного немца. Можно проникнуть только нелегально». Губы Томаса пересохли, его прошиб пот. «Конечно, я не герой, — размышлял он, — я боюсь. Но если этот палач народов думает, что я помогу скрыться ему или кому-либо из его друзей…»
— Так, так. Вы раздумываете, может быть, хотите мне поставить условия? — в голосе Гиммлера послышались угрожающие нотки.
— Все зависит от того, кто этот человек, — тихо спросил Томас.
— Этот человек, без сомнения, будет вам симпатичен, — сказал Гиммлер, — его зовут Вольфганг Ленбах, у него прекрасные документы на это имя. Настоящее же его имя Генри Вут, он подполковник английской армии, лично знаком с Черчиллем и Монтгомери. Выполнял в Норвегии одно задание. Там мы его и взяли.
После вражеского налета Берлин пылал, подобно гигантскому факелу. В истерике люди заполняли вокзалы. Кричали дети. Мужчины с дракой занимали места в вагонах, которые непрерывно подавались для эвакуации беженцев. Поезд на Париж был переполнен. Только через окна можно было в него влезть. Даже туалеты были забиты людьми. Но в спальном вагоне места были. Четыре эсэсовца эскортировали двух штатских в спальный вагон, расталкивая женщин и детей. Кондуктор открыл дверь и после посадки пассажиров закрыл.
— Герр Ливен и герр Ленбах, не так ли? — нервно спросил проводник.
Томас кивнул.
— Места 13 и 14.
Томас посмотрел на своего спутника и сделал приглашающее движение рукой. Стройный высокий человек, который назывался герр Ленбахом, а на самом деле был английским подполковником Генри Вутом, вошел в купе. На нем был костюм в полоску. Волосы коротко подстрижены и отливали рыжиной, глаза светлые. Томас обратился к нему на английском языке:
— Я могу себе представить, что творится у вас в душе, мистер Вут. Я бы на вашем месте переживал то же. Несмотря на это, в ближайшее время мы должны находить общий язык.