В места не столь отдаленные

Станюкович Константин Михайлович

Квартирная хозяйка уже несколько раз заглядывала в полуотворённую дверь и всё не решалась беспокоить своего жильца. А самовар давно кипел на кухне, стряпка второй раз уж подливала воду, и Степанида Власьевна сокрушалась, что жилец так долго сидит, не разгибая спины, когда пора пить чай.

Это была низенькая, крепенькая и бодрая ещё старушка, несмотря на свои шестьдесят лет, которые она с честью вынесла на своих плечах, невзирая на заботы и лишения, выпавшие на её долю после того, как она осталась вдовой с тремя подростками и с очень незначительными средствами, оставленными

мужем, чиновником. Хотя муж её и занимал довольно хлебное место, состоя при крепостном столе, и мог бы оставить не один только маленький домишко и тысчонки три денег, а гораздо более, но он не принадлежал к числу бессовестных хапуг. Правда, он брал взятки, чтобы чем-нибудь пополнить мизерное жалованье, получаемое им, но брал «на совесть» и не томил просителей. Даст — ладно, а не даст — бог с тобой.

Когда Невежин явился к Степаниде Власьевне нанимать квартиру, она приняла его с бесхитростной лаской, как родного, благодаря письму своей племянницы, Зинаиды Николаевны, просившей приютить молодого человека.

Она недорого взяла с него за квартиру, кормила на убой, сокрушаясь, что молодому человеку, привыкшему, как она выражалась, к «петербургским тонкостям», не понравится её сытная свежая стряпня, непритворно ужасалась, когда узнавала, что Невежин переплачивал при покупках, и дивилась, что он бросает деньги зря.

Она жалела молодого человека и, замечая, что он хандрит, старалась чем-нибудь утешить его, выдумывала какое-нибудь новое печение, захаживала к нему под каким-нибудь деликатным предлогом и советовала как-нибудь развлечься. Иногда, после настойчивых приглашений жильца, она выпивала у него чашку-другую чаю и любила расспрашивать про Петербург, охая и дивясь, когда ей Невежин говорил про тамошнюю дороговизну. Но более всего любила Степанида Власьевна слушать про разных высокопоставленных особ, как они живут, что делают и тому подобное; Невежин, случалось, коротал вечера с этой доброй простой старушкой. Прощаясь с ним, она всегда ласково говорила:

— А вы, Евгений Алексеич, не очень-то скучайте… Бог даст, привыкнете… Да с огнём осторожнее… Не дай бог — пожар! — неизменно прибавляла Степанида Власьевна, вечно боявшаяся пожара.

Постояв у дверей, старушка вышла на двор, прошла в маленький садишко с огородом, внимательно осмотрела всходы овощей и, вернувшись в дом, приказала подлить самовар и затем решительно вошла к Невежину.

— Да будет вам, Евгений Алексеич!.. Эка засиделись… К спеху, что ли?.. Пора чай пить.

Невежин поднял голову и взглянул на часы.

— А и в самом деле засиделся… Завтра окончу… Знаете ли, от кого я получил сегодня письмо? От Зинаиды Николаевны! — весело проговорил Невежин вдогонку уходившей старушке.

— Ну, что она? Как там живёт? — спрашивала Степанида Власьевна, возвращаясь с подносом вслед за стряпкой, вносившей самовар. — Давно что-то мне Зиночка не писала! — продолжала старушка, расставляя на столе прибор, печенье и сливки. — Вот попробуйте… взварные крендельки. Уж я и не знаю, понравятся ли вам? Вы, чай, привыкли к разным там петербургским пирожным.

— Понравится, наверное понравится! — с улыбкой промолвил Невежин. —

Зинаида Николаевна пишет, что была нездорова, но теперь поправилась. Да вы что ж это, милая Степанида Власьевна, всё сами беспокоитесь? Присаживайтесь-ка лучше да выпьем чайку вместе.

Степанида Власьевна присела, и в её добрых глазах засветилась радостная улыбка при виде весёлого и довольного Невежина.

— Вот вы сегодня не такой, как всегда. Так-то и лучше! Да прогуляться бы после чаю вышли. Ишь благодать-то какая! Ныне на редкость-то у нас лето; всего, говорят, господь уродил. Овощь дёшева будет. Так что же Зиночка-то хорошего пишет? Раньше писала, что приедет сюда, да, видно, так только. Места-то здесь находить, батюшка, трудно. Да и после Питера, чай, соскучится у нас.

Степанида Власьевна выпила чашку, налила другую и проговорила, понижая голос:

— Ну, как… не беспокоит вас новый жилец? Комната-то его рядом с вашей спальной…

Невежин сказал, что не беспокоит.

— Не нравится он мне, уж скажу вам по правде, Евгений Алексеич… Да что поделаешь: очень разборчивой быть не приходится. По крайности, комната занята. Шесть рублей платит. Состояние моё, сами знаете, невелико, а сынков, пока в Москве учатся, надо поддержать. После же мать добром вспомнят! — с чувством прибавила старушка. — И деньжонки, что покойник оставил, целы будут.

— Чем же вам не нравится новый жилец?

— Да как вам сказать… Дурного про него я ничего не могу сказать… Человек, кажется, вежливый, но только странный какой-то…

Старушка выдержала паузу и прибавила, понизив голос:

— Дни спит, а по ночам сидит.

— Читает, верно.

— Бог уж его знает…

— Пожара, видно, боитесь? — улыбнулся Невежин. — Кто он такой?

— Говорит — приезжий, из Красноярска. Из ссыльных тоже… Фамилию-то я запамятовала. Однако заболталась я с вами, а у меня тоже свои дела есть, — промолвила, вставая, Степанида Власьевна. — Благодарю за угощение, Евгений Алексеич!

В эту минуту в комнату вошла стряпка и, подавая Невежину письмо, сказала:

— Конный привёз.

— Верно, опять вас в гости к генералу зовут… Вы не отказывайтесь — поезжайте, Евгений Алексеич… Всё веселей, чем дома сидеть! — посоветовала старушка.

Записка в самом деле была от генерала. Он просил «милейшего Евгения Алексеевича» приехать, если можно, тотчас же к нему на дачу по весьма важному делу.

Невежин улыбнулся (он уже не раз получал такие записки), однако тотчас же стал собираться.

Через четверть часа Невежин уже ехал верхом на своём, недавно купленном «киргизе» по дороге в Ускоково — деревню верстах в десяти от Жиганска.

Сейчас же за городом дорога пошла лесом. Невежин полною грудью вдыхал славный, чистый воздух, пропитанный вечернею свежестью, запахом скошенной травы и смолистым ароматом леса.

Приближались сумерки, и вечерние тени стали постепенно окутывать безмолвный зелёный лес, озарённый на западе багряным светом заходящего солнца. Кругом стояла тишина. Лишь изредка шарахались дрозды, постукивал запоздалый работник-дятел, да уныло выкуковывала кукушка.