В места не столь отдаленные

Станюкович Константин Михайлович

— Что, не случалось так езжать? — спрашивал Спасский. — Устали?

— Нет, ничего.

Они вошли на станцию. Спасский о чём-то стал шептаться с смотрителем. Через пять минут лошади были готовы.

— Ну, что… какие вести? — спросил Невежин.

— Проехал! — отвечал Спасский.

И на его лице играла та радостная улыбка, которая бывает у охотников, напавших на след зверя.

— Он был, значит, здесь, на станции?

— Нашли дурака! Он переменил лошадей в деревне, в трёх верстах, и очень торопился, как сообщают агенты.

—

Какие агенты?

— Да полицейские, двое здоровенных парней. Они впереди нас едут. А вы думали, что мы только вдвоём с вами отправились на охоту? Благодарю покорно! Я ещё пожить в своё удовольствие желаю! — засмеялся Спасский.

Телега опять понеслась. Ещё станция, другая. Везде сведения были одни и те же — «проехал».

На третьей станции путешественники сделали передышку — закусили.

— А скверная ваша служба! — заметил Невежин, поглядывая на своего спутника, торопливо закусывавшего после рюмки водки.

— Д-д-д-а… Нельзя сказать, чтобы приятная!.. — философски заметил частный пристав. — Угодно будет по второй? — промолвил он, наливая рюмки. — Водка порядочная!

— И главное, за эту каторгу гроши платят! — заговорил он, прожёвывая кусок сыра. — Все это знают, и все нас ругают за то, что мы изыскиваем дополнительные средства для приличного существования… Прикажете ещё?

Невежин, однако, от третьей рюмки отказался.

— Мы здесь, в Сибири, имеем репутацию, так сказать, классических воров! — с весёлым смехом прибавил Спасский.

— Но эта репутация, конечно, преувеличенная? — деликатно подал реплику Невежин.

— Ну… лгать не стану. Где можно благородно взять, берём… Понимаете ли: благородно… Этак сорвать с какого-нибудь толстомордого купчины… Ведь и они рвут?.. Или, например, приобрести какой-нибудь предмет необходимости или роскоши за пятерню… Это мы любим…

— Что это значит, «за пятерню»?

— А это значит на чиновническом жаргоне — за пожатие руки. Ха-ха-ха!.. Но опять-таки повторяю: благородно… Однако время-то не терпит… Едем, Евгений Алексеевич… Надеюсь, разговор наш имеет чисто конфиденциальный характер? — прибавил неожиданно Спасский.

— В этом могли бы не сомневаться!..

— То-то я и говорю с вами откровенно, как с порядочным человеком… Спроси меня, впрочем, сам его превосходительство, я бы и ему то же сказал… Да и кто этого не знает! — прибавил Спасский. — Беда только в том, что многие неблагородно берут…

— То есть как это неблагородно?

— Вымогает, пристаёт или сорвёт, да ничего не сделает… По-моему, это вовсе уж неблагородно!.. — пояснил, садясь в телегу, Спасский.

Стемнело, когда телега подъехала к четвёртой станции. Едва наши путешественники выскочили из телеги, как к Спасскому подошёл один из «агентов», высокий, молодцеватый парень, и стал о чём-то докладывать.

Невежин увидел, что лицо пристава озарилось улыбкой. Он отдал полицейскому какое-то распоряжение и, когда тот ушёл, сказал Невежину:

— Ну, кажется,

накроем голубчика. Он должен ночевать в заимке, верстах в пятнадцати отсюда. Глухое место… Там один старый поселюга живёт. Притон настоящий содержит. Я велел ещё двух мужиков на подмогу взять, и затем отправимся.

— А разве опасно, что вы принимаете такие предосторожности?

— А чёрт их знает, на кого там нарвёмся!

Через четверть часа, после того как напились чаю, три тройки одна за другой тронулись в путь и, проехав версты три по большой дороге, свернули в сторону. Дорога шла лесом. Ночь выдалась, что называется, воробьиная, ни зги не видать, и лошади тихо подвигались вперёд среди безмолвия непроницаемого мрака. Колокольчики были подвязаны.

Все хранили молчание. Так проехали час. Время, казалось Невежину, тянулось необыкновенно долго.

— Что, скоро заимка? — спросил он.

— Теперь, верно, скоро! — тихо и нервно ответил Спасский и стал закуривать папироску.

При свете спички Невежин заметил, что спутник его взволнован. И сам он был в нервном, напряжённом состоянии.

Наконец впереди мелькнул слабый огонёк. По приказанию Спасского тройки остановились.

— Это и есть заимка, — вполголоса сказал один из мужиков.

Все вышли из телег и тихо один за другим пошли по направлению мигавшего огонька в глубоком молчании. Телеги остались сзади.

Когда среди безмолвия ночи вдруг невдалеке тявкнула собака, затем другая, третья, и огонёк вдруг исчез, Невежина охватило то безотчётное чувство страха и волнения, которое испытывают люди в ожидании неизвестной опасности.

XVIII

Старый знакомый

Собаки стали заливаться сильней. Слышно было, что вблизи фыркают лошади, но как ни напрягал Невежин зрение, а жилья не видал.

— Стучаться, что ли, ваше благородие? — раздался тихий голос передового.

— Подожди… Вы здесь, Евгений Алексеевич? — спросил Спасский.

— Здесь…

— А задние?

— Все здесь! — отвечал чей-то голос сзади Невежина.

— Стучись! — разрешил Спасский. — Имейте револьвер наготове, — шепнул он.

Невежин и без предупреждения нервно сжимал в кармане пальто ручку револьвера.

Раздался стук в ворота. Никто не выходил. Только собаки бешено лаяли. Наконец послышались шаги, и чей-то голос беспокойно спросил:

— Кто тут?

— Прохожие… Пусти переночевать, Макарыч! — отвечал Спасский изменённым голосом.

— Сколько вас?

— Двое, двое, Макарыч… Из Вяткиной пробираемся.

Ворота открылись. У ворот с фонарём в руках стоял какой-то человек. Невежин успел разглядеть в нём высокого старика.

— Здорово, Макарыч! — заговорил Спасский своим голосом, быстро подходя к старику. — Принимай, брат, гостей… Много их.

И все шесть человек очутились на дворе.

— Да вы кто такие будете? — тревожно спросил старик.