В огне повенчанные. Рассказы
Шрифт:
— Где и когда унтер-офицер Богров обнаружил храбрость в боях за царское самодержавие? — словно печатая каждое слово, спросил лейтенант и отбросил свисающую на глаза русую челку.
— За взятие Галича, — сдержанно ответил Богров. По вопросам лейтенанта и по тому, каким тоном они произносились, ему уже становилось ясно, что в штаб его вызвали не для приятной беседы.
— Когда вы брали этот самый Галич? — Лейтенант добродушно улыбнулся, закурил и пододвинул пачку «Беломора» поближе к Богрову.
— Не «этот самый», а древний русский город, — с расстановкой проговорил Богров. — А брали мы его двадцать второго августа девятьсот пятнадцатого года.
— И кто же вручал вам эту царскую награду? —
— Крест мне вручил сам генерал Брусилов.
Богров заметил, как при упоминании о Брусилове рука лейтенанта, не донесшая папиросу до рта, остановилась и замерла.
— Кто-кто?! — переспросил лейтенант, поперхнувшись дымом.
— Генерал Брусилов. Знаменитый полководец русской армии.
Лейтенант встал и, с просветленной улыбкой глядя на Богрова, вдавил горящую папиросу в алюминиевую крышку от котелка, служившую ему пепельницей.
— Теперь мне все ясно… — Лейтенант круто повернулся и на два оборота ключа закрыл сейф.
— Что вам ясно?
— Преклонение перед генералами царской армии! Теперь мне понятно, почему вы позавчера расхваливали Брусилова в присутствии ополченцев роты. Еще бы не хвалить! Георгиевский крест на грудь вам приколол своими руками! — Казалось, лейтенанту было мало места в крохотном отсеке штабного блиндажа. Сомкнув за спиной руки, он высоко вскинул голову и, глядя поверх головы Богрова, пружинисто покачивался на носках. — Интересно, за что же вы получили свой второй Георгиевский крест? Если, конечно, не секрет.
Встал и Богров. Сказалась солдатская привычка: когда старший командир разговаривает стоя — низшему чину сидеть не полагается. В этом положения лейтенант явно проигрывал перед богатырем-ополченцем. Небольшого роста, вислоплечий, он уже не мог говорить с Богровым прежним тоном и поэтому сел.
— Второго Георгия я получил в Карпатах. За бой на Дуклинском перевале.
— Что вы совершили героического в этом бою на Дуклинском перевале? Садитесь.
Богров продолжал стоять.
— Я командовал конной разведкой. В одном из поисков мы взяли в плен трех артиллерийских офицеров и штабного полковника.
Несмотря на то что лейтенант еще раз показал Богрову на чурбак рядом с бочкой, тот, вытянув руки по швам, продолжал стоять.
— Кто вручал вам второго Георгия? Опять ваш, как вы выразились, знаменитый генерал Брусилов?
— Нет, товарищ лейтенант, не Брусилов.
— Кто же?
— Царь.
— Кто, кто?! — Лейтенант, поперхнувшись дымом, закашлялся.
— Император Николай Второй.
В памяти Богрова отчетливо всплыла картина зимы 1915/16 года, когда после Луцкой операции на Юго-Западный фронт приехали царь и Верховный Главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич. Объезжая армию, император посетил со своей свитой и сотую дивизию, в которой служил Богров. Позиции дивизии находились близко от позиций противника и простреливались его артиллерией. День был туманный. Лицо императора было усталым и печальным, когда он вручал Георгиевские кресты и медали нижним чинам, отличившимся в боях на Дуклинском перевале и в Луцкой операции. А после вручения наград сводные и дивизии прошли перед императором церемониальным маршем.
— Так, говорите, сам царь вручал вам второго Георгия? — Суетясь, лейтенант начал нервозно стучать ладонями по карманам — искал спички, которые лежали перед ним.
— Спички на столе, товарищ лейтенант.
— Спасибо, — поблагодарил лейтенант и, сломав две спички, наконец прикурил от третьей.
Жалким показался Богрову лейтенант, когда дрожащими пальцами открывал дверцу сейфа и вытаскивал из него
— Зачем вы меня вызвали, товарищ лейтенант? спросил Богров, наблюдая, как старательно завязывает лейтенант тесемки желтой папки.
— На этот вопрос вам ответит полковник Жмыхов. — Лейтенант взглянул на часы. — Он будет минут через двадцать. Вам придется немного подождать.
— Где я должен ждать его?
— Коридором мы называем траншею справа, как только выйдете из блиндажа. Там можно посидеть, покурить.
При выходе из блиндажа Богров встретился с пожилым грузным полковником, которого он поприветствовал на ходу. Это был начальник особого отдела армии Жмыхов.
— Ну как? — спросил полковник, усаживаясь на чурбак, с которого встал лейтенант. — Что нового?
— Только что вел беседу с одним опасным типом. — Лейтенант открыл сейф, достал желтую папку, вытащил из нее мятый листок, исписанный простым карандашом, и большой белый лист со своими записями. — Полюбуйтесь, товарищ полковник. Свою любовь к царским генералам не скрывает даже здесь, в особом отделе. Представляете, что он может говорить у себя в роте?
Полковник долго и внимательно читал оба листка, лежавшие перед ним. А уполномоченный отдела лейтенант Сальников искоса поглядывал на склоненную седую голову своего начальника. Стоял и ждал. И когда тот поднял голову и устало посмотрел на него из-под очков, лейтенант, не дождавшись, пока заговорит полковник, нетерпеливо спросил:
— Ну как? Хороша птичка?
И снова полковник долго молчал, трогал рукой гладковыбритый подбородок и рассеянно смотрел куда-то далеко-далеко, мимо стоявшего перед ним лейтенанта.
— Ну и как вы находите? — заговорил наконец полковник. — Как вам представляется личность ополченца Богрова? — Полковник взглядом показал на лежавшие перед ним листы.
Этого вопроса как раз и ждал лейтенант. Он мгновенно преобразился.
— Стопроцентная активная контра! Две царские награды!.. Одна из рук генерала Брусилова, которого он два дня назад до пены у рта хвалил в разговоре с ополченцами… — Лейтенант ткнул пальцем в листок ученической тетради. — Здесь все зафиксировано. Не скрывал своего преклонения перед царским генералом даже при разговоре со мной. А второй Георгиевский крест получил из рук самого царя!.. Даже не скрывает! — Лейтенант ткнул пальцем в лист, на котором он только что сделал свои записи.
— Ну и что? — Полковник пристально наблюдал за лицом Сальникова.
— Как что?! Да вы что, товарищ полковник?! Пропагандировать личному составу роты царского холуя!.. — По щекам лейтенанта пошли пятна.
— Во-первых, не пропагандировал перед ротой, а просто высказал свое мнение в беседе с молодыми бойцами, когда речь шла о том, какие лучше всего рыть окопы — глубокие или мелкие. И к слову вспомнил генерала Брусилова, солдаты которого при возведении укрепленных полос в позиционной войне рыли по три, по четыре линии окопов полного профиля. А окопы эти соединяли многочисленными ходами сообщения. Уж что-что, а это, лейтенант, я могу засвидетельствовать лично. Потому как сам в империалистическую вырыл не один километр окопов. — Полковник встал. — А насчет «царского холуя» вы поосторожней, лейтенант. Брусилова как полководца и как патриота России высоко ценил Владимир Ильич Ленин. Брусилов одним из первых царских генералов принял Советскую власть и служил этой власти и народу русскому до последнего дня своей жизни. — Полковник долго набивал свою прокуренную трубку, не торопясь раскурил ее и лишь тогда поднял глаза на уполномоченного, — Вы что-нибудь читали о Брусилове?