В опале честный иудей
Шрифт:
Очевидно, немало недобрых разговоров велось вокруг Ал. Соболева, немало запускалось мыльных пузырей клеветы; и не так уж безобидна она была, если судить по некоторым последствиям.
С большим сожалением приходится предполагать, что к наветам на поэта Ал. Соболева прислушался Вано Мурадели. Ну чем иным можно объяснить, что, создав такое замечательное произведение, они не продолжили творческое содружество, более того, не сблизились по-человечески на этой благодатной основе? Было бы вполне понятно, если бы они вместе, как творческие друзья и союзники появлялись бы перед любой аудиторией почитателей их песни, делили бы в качестве соавторов и знаки внимания, и благодарность, и славу. Но сколь ни удивительным и огорчительным это выглядит, композитор Мурадели и поэт Соболев никогда так и не встретились ни в дружеской беседе за рюмкой вина или чашкой
...Много лет спустя один окололитературный тип, находясь изрядно «навеселе», давясь от смеха, заплетающимся языком сообщил Соболеву некоторые подробности о его, Соболева, характере, еще в давние годы придуманные и доложенные Мурадели... Можно понять Вано Ильича: кому же хочется иметь у себя гостем человека, который моментально напивается (Ал. Соболев, разъясняю, выпивал рюмочку-другую по праздникам да по особым случаям), напившись, становится груб, нахален, заносчив, распоясывается вовсю... Словом, та еще «птица»! Но я отказываюсь понять Вано Мурадели - немолодого, не новичка в искусстве, да и в человекознании. Как не смог понять он, почему не сообразил, что поэт, бросивший неистовой мощи клич о мире, а значит,о благе для всех людей, не может быть плохим человеком, что низменному человеку такое сильное, благородное движение души попросту не под силу?!
Что помешало Вано Ильичу распознать подлинную суть тех, кто так ревностно поливал автора «Бухенвальдского набата» помоями и грязью, тех двуногих, которых и людьми-то можно назвать с большим трудом. Каким образом эти «лоцманы» и «прилипалы» влезли к нему в доверие? Откуда возникло желание прислушаться к их «дружеским» предупреждениям у него, композитора, которого стихи «Бухенвальдский набат» сразу же, с первого знакомства с ними проняли до слез?!
Я далека от мысли, что Вано Мурадели был антисемитом. В то же время он не мог не знать об антисемитском настрое в партийных верхах. В такой ситуации подчеркивать свое особое расположение к Соболеву?! Смелость для этого необходима, схожая с протестом, если хотите — вызов!.. Вызов кому - всевластному монстру?! Судя по творчеству Вано Ильича, трудно заподозрить в нем желание плыть против течения. Я не упрекаю его. Таков был удел почти всех деятелей искусства и культуры советского периода - жить в присогнутом положении. Это общеизвестно. Поэтому лучше всего, мне кажется, воспринимать несложившиеся тесные отношения между авторами выдающегося произведения как указание судьбы, повелевшей им лишь однажды встретиться, чтобы ярко просиять. И не размениваться на меньшее: чего ради? Второго шедевра может и не быть.
Мне неизвестно, как реагировал Вано Мурадели на дискриминацию Ал. Соболева со стороны советской, точнее партийной, прессы. Ничего не зная о Соболеве, он при встрече с журналистами попадал в неловкое положение: не скажешь же корреспонденту, что избегаешь своего соавтора в таком произведении!.. И вынужден был Вано Ильич заниматься устными импровизациями. Все бы ничего, но он вольным полетом своей мысли заставлял Ал. Соболева краснеть от стыда. За неправду. Вы помните, что Ал. Соболев послал стихи «Бухенвальдский набат» Вано Мурадели по совету С. Аксюка. И вдруг в газете «Советская культура» от 18 января 1962 г. появляется совсем иное изложение события. «С удовольствием отвечаю... как я написал песню “Бухенвальдский набат”», - сообщал композитор. Первая неточность: у песни, если она не авторская, два автора, а грамотнее: у песни автор стихов - поэт и автор мелодии - композитор. Ну, такое заявление Мурадели можно было простить. «...Однажды, - говорил он, - ко мне пришел офицер Советской Армии - участник Великой Отечественной войны Александр Соболев и прочитал свое стихотворение “Бухенвальдский набат”. Я понял, что нашел именно то, что искал», - поведал Мурадели. И здесь неточность, которую композитор повторил в беседе с корреспондентом «Московской правды». «И вот однажды вечером, - рассказал Мурадели журналисту, а тот сообщил рассказ читателям в статье от 24 февраля 1968 г., - раздался звонок в мою квартиру. На пороге стоял человек средних лет. “Соболев, советский
Прошел тогда слух, что информация Мурадели послужила сигналом для поиска среди кадров Советской Армии такого хорошего доброго молодца, такого талантливого офицера.
«Вано Ильич!
– взмолился Соболев по телефону.
– Зачем вы меня, бывшего сержанта, произвели ни с того ни с сего в офицеры?! Подумают, что я о себе сказки рассказываю!..» -«Дорогой, - воскликнул Вано Ильич, - я буду хлопотать, чтобы тебя за эти стихи в генералы произвели!» (Только не подумайте, что Соболев и впрямь ожидал генеральские погоны.)
Вот такая городня... На здорового бы все это, да на постороннего! Но Ал. Соболев не был здоровым, не был и посторонним. И два или три раза пришлось ему в мягкой, корректной форме «опровергать» своего именитого соавтора, с огромным трудом добиваясь публикаций собственного изложения событий с необходимыми уточнениями и поправками.
Подытоживая, можно с уверенностью сказать: игнорирование Ал. Соболева прессой, радио и телевидением точно, без промаха било сразу по двум целям: обеспечивало ему, во-первых, безвестность и, как следствие, забвение, а во-вторых, поначалу - незащищенность от наветов и вымыслов, нервотрепку, трату сил и времени на «оправдания». Спланированное превосходно, с тонким расчетом занятие для инвалида.
«МЫ ТЕБЯ ПРОЗЕВАЛИ, НО ГОЛОВУ ПОДНЯТЬ НЕ ДАДИМ»
Симпатичное уведомление, не правда ли? Выразительное, чрезвычайно емкое по смыслу. Его можно было бы предпослать эпиграфом ко всей этой книге о поэте Ал. Соболеве. Оно сгодилось бы и как название самой книги. Отдавая должное достоинствам фразы, я и цитирую анонимщика, ибо автор не неизвестен. Одно несомненно: ее не только сочинил (самостоятельно или в коллективе), но и с чувством произнес некий советский, по духу и сути советский писатель, из активных творцов пропартийной литературы, которая, по выражению Бенедикта Сарнова, в свете наступивших перемен превратилась во прах. «Он по когтям узнал меня в минуту, я по ушам узнал его как раз».
Прозвучало заявление почти сразу после непредвиденно мощного взрыва популярности песни «Бухенвальдский набат», неуловимо быстрого ее распространения по стране, остановить которое практически не представлялось возможным, даже при чьем-то очень большом желании. Она покоряла с ходу, разом и навсегда. Как вскоре выяснилось, не всех...
В один из дней в нашей квартире раздался телефонный звонок, который по прошествии времени можно назвать вещим. Соболев снял трубку. «Мы тебя прозевали, но голову поднять не дадим», - чеканя каждое слово, произнес мужской голос. И... короткие гудки. Так выглядело объявление войны, которая продолжалась, чего тогда не мог ни знать, ни предполагать Соболев, до самой его смерти, т.е. более четверти века. Положив трубку, он задумался. Констатировал: у него отныне существуют враги. Они сильны, самонадеянны, наглы, похваляются способностью преследовать, пакостить, где и как могут, уверены в своем превосходстве и победе над ним. Ал. Соболев невольно вспомнил о своих фронтовых травмах и подумал: победами над инвалидами не козыряют, одолеть больного - не велика доблесть, скорее позор.
Вспомнил «запев» телефонного заявления: «Мы...». Значит, некое сообщество. Интересно, ради него сколотившееся или постоянно действующее? Вполне возможно, что его члены вперемешку с сочинительством просоветских произведений выслеживают талантливых соперников, коим «не дают голову поднять». А может быть, помогают подающим надежды литераторам заканчивать жизнь в лагерях на Колыме, в Магадане, прочих местах заключения... Устраняют конкурентов.. . А «на безрыбье и рак - рыба», давно известно.
Услышанная Соболевым весточка-привет выражала и угрозу, и явное намерение мстить. Мстить - за что? Очевидно, за талант, за способность создавать высокохудожественные произведения — важные и нужные людям, единодушно ими принятые. Что и произошло с «Бухенвальдским набатом». Да, вещь он создал действительно выдающуюся. Будь она «проходной», не разнедужила бы так сильно анонимных смельчаков из Союза писателей, не подтолкнула бы на объявление войны автору. В стихах они - доки: приоритет оставили за текстом песни, на Мурадели нападать не стали. Из-за него, из-за поэта, возникла старая, как мир, цепочка: зависть, уязвленное самолюбие, испепеляющая ненависть, подлая месть.