В опале честный иудей
Шрифт:
Итак, думаю, стихотворение «К евреям Советского Союза» - для евреев своего рода памятка. В нем немало строк и о вынужденной эмиграции евреев, а точнее - их бегстве из страны. Но бежать из рая - волей-неволей порочить сам рай! Это комправители, конечно, понимали и посему использовали эмиграцию евреев как дополнительное средство разжигания ненависти к этим «предателям», «изменникам» Родины. Их нередко настигал господин Закон и... препровождал вместо Израиля - в одну из тюрем страны-тюрьмы.
.. .Уже сегодня за решеткой тот принужден годами
– В Израиле хочу я жить.
Зарубежное общественное мнение резко и единодушно осуждало такие пассажи комсистемы. Информация западных «голосов» до всех ушей не доходила, а в советской интерпретации разжигала антисемитизм.
А почему собственно удел евреев в СССР - бежать из страны?! Разве они в чем-то перед ней провинились?
И разве может миллионы принять к себе земли клочок?..
Есть и другой выход: протест, борьба за свои гражданские права, за свое человеческое достоинство.
К чему нам всем пускаться в бегство с большой и нам родной земли, где протекало наше детство, где наши предки возросли?
С ней - наша радость и печали, в едином с русскими строю ее в боях мы защищали, как мать родимую свою.
Мы к ней проникнуты любовью, на ней живем мы семь веков.
Она полита щедро кровью народа нашего сынов.
Мы с ней в любые штормы плыли и брали тысячи преград.
В ее могуществе и силе И наш неоспоримый вклад.
Еврей - ученый, врач, геолог, скрипач, кузнец и полевод...
Мы - не «рассеянья осколок»,
Нас тыщи тысяч, мы - народ!
«Осколком рассеянья» назвал евреев, если не ошибаюсь, Сталин. Но волей партии большевиков, продолжает поэт, у целого народа отнято право «еврею быть самим собой», проведена насильственная ассимиляция евреев: в изгнании еврейский язык, уничтожен шрифт, «один-единственный понуро плетется серенький журнал. Неужто это - вся культура, которую народ создал?». Закрыты школы, институты, не издаются классики национальной еврейской литературы. «И вся культура наша смыта антисемитскою волной...»
Завершает Ал. Соболев стихотворение «К евреям Советского Союза» призывом не к смирению, но - в соответствии со свободолюбивыми особенностями своей личности - к сопротивлению.
...Пока не поздно, вставай, народ мой, в полный рост!
Вставай, проклятьем заклейменный, чтоб равным быть в своей стране!
Тебе кричат шесть миллионов... замученных и истребленных, простерли руки и кричат:
– Восстань, наш угнетенный брат!
Ты можешь отвратить гоненье, ты волен избирать свой дом.
Твоей культуры возрожденье, твое величье и спасенье - в тебе самом, в тебе самом!
Да... «Безумству храбрых поем мы песню...»
Годом позже, в 1972 г. пишет Ал. Соболев стихотворение «Эмиграция». Сам этот факт говорит о том, что мысли об эмиграции не были ему чужды. Начинает он многообещающе:
Граница на замке, и слово под замком.
И церберы незримо на пороге.
Ты с этим, современник мой,
Какие плоды с древа изобилия срывает современник поэта, живущий в СССР - стране-тюрьме?
Тебе заранее готовит кто-то речь, шагай в гурте, как тысячи и тыщи.
А если сам посмеешь пренебречь - отхлещут и кнутом и кнутовищем...
Свобода? Что за чушь?!
Сомненья? Что за бред?!
Будь счастлив, что набитая утроба.
Желания? Чего тебе желать?..
Хошь - водочки до одуренья пей, а хошь - футбол покажет телевизор...
Законность? Да, написан и закон...
Да вот карает часто правых он, недаром говорят: закон - что дышло...
И крутится и вертится Земля, и вдаль летит твоя шестая света в созвездии Московского Кремля.
А я кричу: «Карету мне! Карету!».
На время эмигрирую в себя.
Назвать это решение только результатом размышлений о советском обществе узника страны-тюрьмы - не совсем верно, недостаточно. Ал. Соболев все отчетливее понимает насильственное превращение себя в «мертвого поэта»: публикаций нет и не предвидится; в СМИ на его имени и творчестве - табу. Он жив - как человек; его нет ни среди современников, ни среди потомков - как поэта. Не получив известность, обрел статус «навсегда безвестный» - положение, страшнее смерти для творческой личности. Работает почти полностью - «в стол»: изливает свои чувства тем единственно доступным способом, что обеспечивал полную свободу самовыражения, который никто не мог отнять, куда никто не мог проникнуть - поэтическим творчеством для потомков. В неопределенном будущем. Это было тоже послание потомкам в дополнение к «Бухенвальдскому набату».
Его поддерживала, давала силы для работы на будущее глубокая вера в неизбежный, позорный крах коммунистического правления несчастной страной. И я, издав творческое наследие Ал. Соболева, сочла нужным и полезным рассказать о поучительной для людей тяжкой доле неподкупного поэта, о его скрытых - он был и горд и самолюбив, - глубоких, отравляющих жизнь страданиях, о приговоренных к долгим десятилетиям «заключения» «строках-арестантах», и я, как и их создатель Ал. Соболев, полна надежды, что придут, уже пришли они к читателям не только как правдивый, лишенный домыслов рассказ об эпохе, написанный пером ее свидетеля и добросовестнейшего описателя, но и в виде достойных произведений его художественного творчества.
После всего рассказанного мной об Ал. Соболеве вряд ли кто осудит возникшее у него желание покинуть страну проживания - СССР. Его крик-упрек в защиту своего «я», в защиту своего права быть равным среди равных, в защиту своего человеческого достоинства, вырвавшийся у него еще в 1964 г.: «Я - сын твой, а не пасынок, о Русь, хотя рожден был матерью еврейской», - с неменьшей силой мог прозвучать и в 70-х. Острее и пронзительнее звучит в его творчестве мотив свободы.
В 1974 г. он пишет: