В опале честный иудей
Шрифт:
Радость - в паренье, хоть на мгновенье... Первый полет и единственный...
Хотите узнать, как оно появилось?
В один из ясных дней октября мы долго бродили по Измайловскому лесопарку... День был так хорош, что не хотелось возвращаться в город. На одной из безлюдных аллей в глубине парка увидели скамью и решили здесь посидеть... Нарядный, торжественный исход лета, красочная пора листопада. При малейшем дуновении ветерка нас осыпал дождь увядших листьев. Где-то поверху слышалось их сухое шуршание... Летом, касаясь друг друга, листья мягко шелестят, словно лепечут, шепчутся. Теперь доносился шорох, негромкие потрескивания - шаги осеннего шума.
Внезапный порыв ветра бросил в нас целую охапку листьев -
Солнце клонилось к западу, когда мы неторопливо покидали праздник осени.
А вечером Александр Владимирович прочитал мне готовое стихотворение. Одно из тех, что не пришлось редактировать, поправлять, до-переписывать. Очевидно, происшедшее, увиденное было так созвучно, так близко душе поэта, что слова подобрались сразу и безошибочно. Как вы считаете?
ПОЧЕМУ ПОЯВИЛСЯ В ТВОРЧЕСКИХ ЗАМЫСЛАХ АЛЕКСАНДРА СОБОЛЕВА ЕФИМ СЕГАЛ?
Вспоминая о лете 1977 г., проведенном в Озёрах, как о небогатом для него заметными событиями, Ал. Соболев написал:
...Лишь явь: для своего романа соткал полотнища страниц...
Да, именно в 1977 г. легли на бумагу последние главы его единственного романа «Ефим Сегал, контуженый сержант». Смелость автора, врожденная привычка идти к благородной цели «не в обход, путями торными, а напрямик, по бездорожью», сказались и здесь. Не задумываясь о неблагоприятных последствиях, наперекор антисемитским установкам «сверху», он вынес еврейское имя и фамилию в заголовок романа. Факт для советской литературы редчайший, если не ошибаюсь, всего-то второй после Эренбурга. Еврей - главный, «сквозной» положительный герой? Того необычнее. Не стоит, однако, думать, что Ал. Соболев хотел «подразнить гусей», показать себя этаким храбрецом, обратясь в своем повествовании к образам современников-евреев. Писал в полном согласии с замыслом, угождая правде, блюдя правду.
Роман в известной мере автобиографичен. Это и определило его содержание. «Прозрение» - так названа первая часть романа. Прозревают, известно, от заблуждений. Такое многотрудное испытание выпало на долю журналиста и поэта Ефима Сегала, ровесника Октября, воспитанного в духе преданности и некритического отношения к партии и ее великому вождю Сталину. Жизнь в обществе «развитого социализма» заставила его о многом задуматься, пересмотреть свои юношеские убеждения, он сумел взглянуть на оборотную сторону «медали» - и обнаружил явь тоталитарного государства. Во всем ее не просто несовершенстве, но закоренелой порочности.
После ранений и контузий Ефим Сегал признается медкомиссией госпиталя пригодным для работы в оборонной промышленности. Фронт требовал постоянного пополнения - таков жестокий закон военной мясорубки. И поэтому на опустевшие рабочие места взамен здоровых мужчин, надевавших шинели, заступали те, кто уже не мог больше по состоянию здоровья участвовать в боевых действиях. Вот и Ефим Сегал примерно за год до окончания войны оказался сперва в инструментальном цехе, а позже в заводской многотиражке. И тут молодой журналист вынужден опять вести боевые действия, вступить в неравный бой с псевдозащитниками Родины, получившими бронь по спискам руководящих кадров. Вдали от фронта, никем не контролируемые - не до того, идет война!
– они обворовывают
Ефим Сегал пытается разоблачить их. Проходят многие месяцы неравной борьбы. И спадает пелена заблуждения с зорких глаз Ефима Сегала. Наступает неизбежное прозрение. Он терпит полное поражение: остается без работы, а значит, без куска хлеба, подорванный фронтовыми травмами организм его не выдерживает, и он попадает, хотя и в легкое отделение, но психбольницы. Заботами умного доброго врача подлечивается. Но каким рисуется будущее? Он открывает для себя, что сражался не с отдельными никудышными, бесчестными коммунистами-руководителями крупного оборонного предприятия, а с самой тоталитарной Системой, опутавшей страну. Жесточайшему испытанию подвергается и личная жизнь Ефима Сегала. Море страданий приносит молодой чете Сегалов начало их «свадебного путешествия» - отрезка их совместной жизни длиной пока что в несколько месяцев... А что впереди?.. На этом не поставленном прямо, но неизбежном вопросе завершается роман. «“Широка страна моя родная”, но нет мне в ней ни убежища, ни пристанища», - делает безрадостный вывод прозревший журналист.
Обдуманно, с расчетом на будущее выбрано и использовано автором в названии романа слово «контуженый». Что он хотел этим сказать?
За ответом обратимся к Ал. Соболеву - прообразу Ефима Сегала. Тот и другой - инвалиды войны. Но инвалидность у обоих - это только травмированная физическая оболочка сильных духом людей. Не по ним
.. .покой - стоячая вода, затянутая тухловатой тиной...
Суть натуры «родителя» Ефима Сегала - поэта Ал. Соболева - в другом:
Да, мой путь не легок, не покат он, крут, тернист, другими не исхожен.
Не ищу я кем-то и когда-то Плотно утрамбованных дорожек.
Показного не терплю геройства.
Против ветра мне шагать по нраву.
Вечное, большое беспокойство мне дороже почестей и славы.
Поэт еще в ранней юности для себя и себе подобных, в частности и для Ефима Сегала, прочитал известную фразу М. Горького «Рожденный ползать - летать не может» на свой лад: «Рожденный летать - ползать не будет». И вложил ее в уста и характер Ефима Сегала. И если именно эти слова принять за точку отсчета поступков Ефима Сегала, то не составит труда понять, почему он с возмущением и отвращением отвергает предложение «доброжелателей» из стана партийной номенклатуры «утихомириться», «не лезть на рожон». Их довод железный: «ласковый теленок двух маток сосет». Пусть он подумает о себе, о своем здоровье. Ведь с его умом и способностями надо всего-то слегка согнуть спину - и прощай нужда, бытовые трудности, заботы... Да, но вместе с этим - о, такое Ефим отлично понимает!
– прощай для него право ощущать, с гордостью осознавать себя Человеком с большой буквы, тем, кто
...от Бога не убог, хозяином быть должен сущим своей страны.
А не для ног подстилкой тварям, власть имущим.
Не может, не должен быть «пластилиновым» герой романа Ал. Соболева, сочинившего резкие, гневные строки. Его нравственный двойник, человек несгибаемой воли, воплощение врожденного мужества. Роман «Ефим Сегал, контуженый сержант» - гимн человеку, носителю этих замечательных качеств. Честь и хвала гражданину, жертвующему ради счастья людей личным благополучием.
Кто знает, не является ли слово «контуженый» в названии романа завуалированным укором в адрес тех, кто, не неся бремя инвалидности, безропотно согнулся в позе раба, смирился с постыдным уделом?