В парализованном свете. 1979—1984
Шрифт:
В самом деле, задержись они всего на минуту — и Каледин с Таганковым, шедшие следом, догнали бы их непременно по пути из столовой.
«Еще быстрее!»
Они почти бежали.
Узкая тропинка нырнула в лес. Асфальт кончился. От них отстали, потеряли из виду. Сергей Павлович облегченно вздохнул.
Руки Дины были безвольно опущены вдоль тела. Он создал дополнительное поле, чтобы комары, столбом кружившиеся вокруг, не подлетали к ней слишком близко. Проверил контакт, мысленно приблизив Дину к себе, — и услышал звук, напоминавший потрескивание электрической дуги.
Пели птицы, звенела мошкара, опускались ближе к земле хвойные испарения.
— А может, стороной пройдет, — будто ни в чем не бывало сказала Дина, продолжая начатый еще в парке разговор о грозе.
— Как прикажете, — ответил Сергей Павлович, уже не испытывая прежней изнуряющей нагрузки.
Его походка опять стала ровной, спокойной, и если бы Дина вздумала оглянуться теперь, она бы увидела не дергающуюся марионетку, а все того же милого Сергея Павловича, доброго покровителя ее непутевой Томки.
— Это зависит от вас? — насмешливо спросила она.
Сергей Павлович будто невзначай протянул руку в направлении тучи и словно бы легонько оттолкнул ее. Вдали прогромыхало совсем уж беззлобно.
— Грозы не будет, — уверенно объявил он. — Отменяется гроза. Переносится.
Дина встревоженно огляделась, не узнавая местности.
— Где мы?
— Не заблудимся, дорога рядом, — заверил ее Сергей Павлович, но тотчас сделал над собой усилие, сосредоточился и вскоре уловил слабое потрескивание тлеющего разряда.
— В природе творится что-то странное, — лениво проговорила Дина, срывая травинку и покусывая ее. — Я так странно себя чувствую. Как под наркозом.
— Хотите пари? Если грозы не будет, вы дарите мне однодневную совместную прогулку. В противном случае требуйте что хотите. Любое желание.
Вершины сосен над их головами едва заметно покачивались, хотя никакого ветра не было. Духота спадала. Грозовая туча отступала от Лунина на юг.
«Любое желание, — подумала Дина. — Эти мужчины такие самоуверенные. Ну хорошо, а если? Если все-таки… Мое самое большое желание?» Мысли, однако, вертелись вокруг всякой чепухи — каких-то семейных, бытовых, производственных мелочей. Вот ведь как… И ничего придумать не можешь. Что же все-таки? Что?.. Вернуть молодость? Жить без забот? Большие деньги? Всегда быть любимой?
Она ощущала редкие, робкие прикосновения то руки, то плеча Сергея Павловича, боковым зрением улавливала его профиль, и мысль о том, что она ему нравится, доставляла неизъяснимую радость. Ничего путного так и не пришло ей в голову, но Сергей Павлович, кажется, и не ждал ответа, потому что доподлинно знал, о чем думает Дина. Заключенное в нем чудесное устройство, допотопное, как первый телеграфный аппарат и в то же время божественно совершенное, переводило ее обрывочные грезы на красочный, внятный язык образов. Он понял вдруг, что все происходившее с ним раньше, не по праву ему данное и несправедливо отобранное, было подчинено
2. ИМИТАЦИЯ ЧУДА
Лес неожиданно кончился, и перед ними распахнулось свободное пространство. Небо почти очистилось. Сергей Павлович подошел к краю поля, сорвал несколько васильков.
— Ваши любимые.
— Как это вы догадались?
Ей захотелось вдруг убежать, расплакаться, броситься ему на шею. Никто ее так верно не чувствовал, не понимал, как этот удивительный человек. Никому не удавалось так верно и быстро завоевать ее полное доверие.
— Мне пора, Сергей Павлович. Правда. Хотя с вами и очень хорошо…
Они снова вошли в лес, в прохладу и сумрак. Сухие сучки потрескивали под ногами, шуршала хвоя, чешуйки солнечного света скользили по лесной дороге, точно ветер гнал по реке мелкую рябь.
— Das hat eine Wundersame Gewaltige Melodie, — тихо произнес Сергей Павлович.
Дина взглянула недоуменно.
— Я не знаю немецкого.
Сергей Павлович остановился и пристально посмотрел ей в глаза.
— Но ведь поняли.
— Н-не совсем…
— Das hat eine Wundersame Gewaltige Melodie, — медленно и внятно повторил он.
— Это стихи?
— Да.
— Чувство счастья…
— Вот-вот, хорошо.
— Легко… перепутать…
— Замечательно.
— С чувством… тревоги?..
— Именно так!
— Вы любите стихи?
«Я люблю вас», — мысленно сказал Сергей Павлович, и Дину будто опять оглушили.
— Вы напоминаете мне… — она с трудом подбирала слова, — одного человека… Он был художник… От него я узнала, что искусство умеет говорить молча…
Глаза Сергея Павловича совершенно остановились.
— Девочкой… когда меня впервые… в художественный музей… У меня даже поднялась температура… Такое сильное впечатление… Вам скучно? — вдруг разом пришла она в себя.
— Нет, что вы! Я ведь тоже всегда чувствовал себя одиноким.
Его мутный взгляд блуждал.
— Не гневите судьбу, Сергей Павлович. Более благополучного человека, наверно, трудно найти.
— А для меня — вы. Вы — счастливая женщина. — Эталон и образец, как сказал бы ваш Андрей Аркадьевич.
— Почему же он мой?
— Вы его не любите?
— Какой-то он… понимаете… ненасытный, всеядный человек. Взялся не за свое дело. Переводит химические тексты, в которых ничего не смыслит. Ездит на конференции. Меня вот не пустили в Приэльбрусье…
— А вы бы хотели?
— Туда поехал муж… И потом, знаете, Сергей Павлович, есть что-то необъяснимое… К одним людям почему-то тянешься, других избегаешь…
По лесной дороге вновь забегали попрятавшиеся было солнечные зайчики. Сергей Павлович взглянул на часы и каким-то чужим, совсем не свойственным ему голосом, как если бы что-то неожиданно разозлило его, сказал: