В плену королевских пристрастий
Шрифт:
— Ты совсем рехнулась? — Грегор схватил жену за плечи и легонько тряхнул, — Да вот тебе, крест, что не бил я ее, — он размашисто перекрестился.
— Тогда что ты так о ней? Ведь помогает во всем, спокойная, тихая, и в то же время против вора не побоялась выступить, наше добро защищая, между прочим. Тебе что даже не жалко ее, что избил так ее кто-то?
— Как я о ней? Как? С чего ты взяла, что ее кто-то избил? Она сказала тебе о том? Нет! Она не скотина бессловесная, которая говорить не может. Скажет, кто ее избил — разберусь, а на нет, и суда нет. И не смей мне перечить! Надоело твои бредни слушать!
— Да
— Да ничего я ей не должен! Я из жалости, потому что ты просила, приютил эту нищенку, кормлю ее, пою, и теперь еще оказывается, я ей что-то должен! Ничего не должен! Ничего! Поняла? И чтоб больше не смела рта раскрывать по этому поводу!
— Да с чего ты так взъелся на нее? Что не так она сделала? Что такого предосудительного я попросила? Я попросила лишь попробовать узнать, что с ней случилось, и не обидел ли ее кто. Почему это тебя так разозлило? Я ничего не понимаю, Грегор.
— Выходит, слов ты не понимаешь. Ну что ж, значит, сейчас по-другому поймешь, — он рывком сорвал с себя ремень, — Иди сюда!
И в это время дверь раскрылась и на пороге показалась Алина, — Римма, Вы не дадите мне… — начала было она и осеклась, изумленно глядя на Грегора, который замер с ремнем в руке. От лица девочки сразу отхлынула вся кровь, она сильно побледнела, закусила губы, а потом решительно шагнула к нему:
— Не смейте ее бить! Слышите? Не смейте! — яростным шепотом произнесла она, глядя ему прямо в глаза, — Она ребенка ждет! И бить ее нельзя!
— Вот что, Алина, иди погуляй, — к ней стремительно подошла Римма и взяв за плечи, повела обратно к двери, — Ты знать должна, что то мужа право, жену неразумную поучить, тогда, когда он нужным посчитает. Иди, я потом дам тебе, то, что ты хотела. Иди, — она практически вытолкала ее из комнаты и, плотно закрыв за ней дверь, подошла к Грегору, — Мне на колени встать, али лечь куда? Где бить-то будешь?
— Нигде… — раздраженно бросил Грегор, вновь надевая ремень, после чего стремительно вышел.
С этого момента одно присутствие Алины вызывало в нем волну неприязни и раздражения. Грегор пытался бороться с этими чувствами, убеждая себя, что девочка ни в чем не виновата, но ничего поделать с собой не мог. Ко всему прочему у него стала вновь сильно болеть нога, которая после богомолья практически перестала напоминать ему о себе. Он ходил сердитый и раздраженный, и никакие попытки Риммы вывести его из этого состояния не действовали. Именно Алину он не трогал, но всем остальным доставалось из-за любой мелочи. Он ругался и бил работников, пару раз выпорол Арни. А когда однажды за обедом Николка нечаянно уронил кружку, и она разбилась, потребовал, чтоб Римма немедленно высекла сына, пообещав, что в противном случае его накажет сам и намного сильнее. Римма вывела плачущего Николку из-за стола и через некоторое время из соседней комнаты раздались его громкие крики, а потом топот его ног. Поняв, что сынишка сбежал от матери, стараясь избегнуть наказания, Грегор посмотрел на сидевших напротив него и подавленно потупившихся Арни и Алину, после чего приказал старшему сыну: — Иди помоги матери, и пусть накажет так, чтоб больше не смел противиться, иначе
Когда Арни вышел, Алина подняла на него глаза, и тихо проговорила, — Вы делаете это все из-за меня, я чувствую. Позвольте мне забрать Малыша, и я уйду.
— И что еще, интересно знать, ты чувствуешь? — мрачно усмехнулся Грегор.
— Чувствую, что мне необходимо уйти, а Вам исповедоваться и причаститься. Тогда Вы и успокоитесь, и нога у Вас пройдет, — спокойно и очень серьезно ответила девочка.
— Считаешь, мне нужно исповедоваться, потому что жене я изменил?
— Нет, это Вы думаете, что я так считаю. А я так не считаю. Я знаю, что приворожить Ваша соседка Вас пыталась, потому и пришла я тогда. И знаю, что смогла ее чары развеять, а без них Вы вряд ли стали продолжать, то, что она вынудила Вас начать.
— Так в чем мне каяться тогда?
— Не знаю, Вам должно быть виднее. Но есть, наверное, в чем, раз благодать Божья Вас покинула, и душу Вашу терзают гнев и раздражение, заменив собой любовь и доброту. У Вас и нога от того болит. Постарайтесь от них избавиться, они разрушают жизнь тех, в чьих душах поселились.
— Значит, ты считаешь, что мне все же есть в чем каяться?
— Каждому человеку есть в чем каяться, безгрешен лишь Господь. Только мое мнение о том спрашивать не надобно. Не мне Вас судить. Вам не должно быть никакого дела до того, что считаю я. Вы должны сами свою судьбу вершить и сами ответ перед Господом за содеянное держать, ни на кого не оглядываясь.
— Так если я сам должен судьбу свою вершить, что ж ты полезла тогда в нее со своими указаниями?
— Я ведь сказала уже… Вы не сами вершили ее, я лишь помогла Вам понять это… Вы ведь потом могли и остаться с ней… но ведь не остались. Сами не остались.
— А тебе какое до всего этого дело? Что ты лезешь со своей помощью? Кто тебя просил? И вообще, откуда ты такая свалилась на мою голову?
— Вы взяли пса, который не может без меня жить. Отдайте мне его, и я уйду.
— Да хоть сейчас забирай, — раздраженно бросил Грегор, а потом мрачно усмехнулся, — Только куда ты пойдешь с ним? Некуда тебе с ним идти.
— Господь не оставит меня, я найду, куда пойти, и Вам до того не должно быть никакого дела, — Алина поднялась из-за стола и склонила перед ним голову, — Благодарю Вас за гостеприимство, кров и пищу. Спаси Вас Господи и помоги во всех делах Ваших.
— Ты серьезно что ль уйти решила? — Грегор удивленно посмотрел на нее.
— Вы передумали отдавать мне собаку? — вопросом на вопрос ответила Алина.
— Да нет, забирай его, если хочешь… только это, — Грегор замялся, — не гоню я тебя… с чего уйти-то решила? Обидел что ль тебя чем?
— Вы ничем не обидели меня, но уйти мне надо… Вы сами знаете, что надо. Так что, если позволите, я дождусь Римму и Арни с Николкой, попрощаюсь и пойду.
— Тогда подожди, — Грегор встал из-за стола, вышел и через некоторое время вернулся и положил перед Алиной деньги, — возьми, ты заработала.
— Нет, — девочка покачала головой, — денег я не возьму. Я к Вам на работу не нанималась и не работала на вас, я лишь помогала, и только потому, что хотела. А вот если подарите мне нож и огниво, от такого подарка я не откажусь. Но это только в том случае если сами захотите, потому что совсем не обязательно мне что-то дарить.