В плену красной Луны

Гастингс Сьюзен

Собственно говоря, Филипп был рад тому, что Дезире такая жизнерадостная, открытая молодая женщина. Наверное, он не смог бы общаться с девушкой из хорошего дома: робкой и чуждой светского блеска, признававшей только традиционную роль женщины в браке.

Он вспомнил о своей первой встрече с Дезире. Она сидела со своим отцом и двумя другими мужчинами в одном из кафе, которые посещали художники и другие творческие личности. Сначала спорили лишь мужчины, но, после того как отец Дезире, ворча, забился в угол, потому что его аргументы не находили поддержки, слово взяла его дочь. Он наблюдал за ней из-за соседнего стола и, так как она говорила довольно громко, слышал

каждое ее слово. Он понятия не имел о греческой философии и поэтической обстановке в античном Карфагене. Он знал только, что Карфаген был разрушен. Однако Дезире спорила так, как будто сама жила последние две тысячи лет и непосредственно наблюдала за мировой историей. Это импонировало ему, очаровало его, и он влюбился в нее совершенно безотчетно. В его глазах она была совсем другой, чем те молодые дамы, с которыми он время от времени знакомился и которых его мать, если бы еще была жива, считала бы подходящими кандидатурами на место его жены.

Конечно, он никогда не ожидал, что Дезире ответит на его ухаживания, он не верил в это даже тогда, когда девушка тоже обратила на него внимание. Их как будто подхватила буря. Сначала Дезире его вообще не замечала, и его первые робкие попытки сблизиться уходили в пустоту.

Это произошло на маленьком приеме в египетском отделе музея. Филипп подкупил куратора, чтобы тот достал ему приглашение. Главной персоной был, конечно, Этьен Монтеспан. Он громко спорил с английским археологом о расшифровке иероглифов, и его нисколько не смущало то, что в комнате было много гостей, разговорам которых они заметно мешали своей дискуссией.

Дезире стояла между учеными. Темпераментный взрыв ее отца, казалось, не производил на нее никакого впечатления. Филипп подошел к ней. Когда он сказал, что он горный инженер, девушка удивленно приподняла брови.

— Ах, вы хотите посмотреть некоторые предметы из Древнего Египта.

Такой реакции он не ожидал и смущенно улыбнулся, чтобы скрыть свое смятение.

— Прошло несколько тысячелетий, уважаемая мадемуазель Монтеспан, человечество достигло громадного технического прогресса. Что могли оставить нам безграмотные египтяне, кроме нескольких нечитаемых письменных знаков?

В то же мгновение он понял, что совершил громадную ошибку, увидев выражение ее лица. Она схватила его за руку и потащила к макету погребальной камеры, ладонью благоговейно дотронувшись до косяка двери.

— Вот, — сказала она, с трудом подавляя волнение. — Совершенная форма косяка двери. Она может выдержать вес в тысячи тонн благодаря гениальной конструкции плоских углов, которые сами по себе перераспределяют вес. Пирамиды до сих пор являются самыми громадными строительными сооружениями на всем земном шаре, и архитекторы того времени — самые гениальные строители. Если вы примените подобные косяки дверей в ваших горных штольнях, то сможете проникнуть на большие глубины. Вот, — и снова хлопнула по дверному косяку, — он выдерживает над собой тысячу метров камней. — Девушка покачала головой и посмотрела на него, сузив глаза. — Они также пришли к идее с заключительным камнем в потолке, и гениальнее этого ничего нет, месье Дюваль. Можете ли вы что-нибудь этому противопоставить? Мы как раз спорим по этому поводу.

— Нет, но я охотно поговорил бы с вами об основополагающих законах статики, — возразил он.

Она минуту смотрела на него, потом снова наклонила голову.

— А я поговорила бы с вами о механике человеческих тел.

Он признал себя побежденным. Она его превзошла. Он был молод, неопытен, идеалистически настроен.

Дезире была молода, немного более

опытна и еще более идеалистична.

Свободное воспитание, которое она получила от своего отца, давало ей возможность быстро ориентироваться в любой возникающей ситуации. Дезире не была подходящей хозяйкой для домашнего очага, так по меньшей мере подумал он тогда. С ней можно было завоевать мир. Что он и сделал потом. К своему счастью, он получил место во французской горнодобывающей компании, его жалованье стало регулярным.

Ее увлеченность произведениями Жорж Санд он воспринимал с веселым равнодушием. Когда она порой читала ему отрывки из ее книг, он был даже горд тем, что она немного похожа на эту необыкновенную писательницу.

Это было время бурной влюбленности, когда он терпел все ее капризы, иногда даже находя их очаровательными. Когда он смотрел на ее несколько огрубевшего отца, то ему не казалось чудом, что Дезире похожа на него: ведь она была намного женственнее и привлекательнее. То, что она была необыкновенно красива и изящна и с парижской элегантностью носила даже грязные рабочие брюки, опьяняло его.

Сердце наполнилось горечью, когда он вспомнил об этом. Что же произошло, если их отношения так переменились? Он все еще хотел на ней жениться, он все еще любил ее, однако Дезире полностью изменилась.

Связано ли это с тем, что он был занят горным проектом в Алжире и не мог больше ухаживать за ней так, как раньше? Но Дезире была достаточно самостоятельной, чтобы справиться со всеми делами сама.

А может быть, виной была экспедиция ее отца, в которой ей не позволили принять участие? Этьен, конечно же, знал об опасностях, угрожавших им в Сахаре.

Почему Дезире не уехала назад во Францию, а тайно отправилась на поиски? Почему обманула и обошла его?

Он не находил ответа на эти вопросы. Он долго размышлял и попытался сообразить, не изменился ли он сам каким-либо образом. Но и на это он не нашел никакого указания. Причина была в самой Дезире, и это вызывало у него и озабоченность, и необъяснимый гнев.

На все можно повлиять, как-то изменить, как-то переделать. Он копал глубокие шахты и штольни в скалах, которые существовали миллионы лет, строил мосты над глубокими ущельями, прокладывал железную дорогу в пустыне. Человек меняет окружающий его мир и приспосабливает его к себе. Почему же именно Дезире не стремится к этому?

Филипп уговаривал себя, что ей просто требуется больше времени.

В этот момент модистка показывала Дезире платья, в которых ей можно будет выйти на улицу.

Само собой разумеется, Филипп вышел из комнаты, подобные женские дела его не касаются. Он стоял у окна в отеле и смотрел сквозь полуоткрытые ставни на толкучку на улице.

На Бискре лежал восточный отпечаток, однако в архитектуре недавно построенных общественных зданий, отелей и жилых домов, в магазинах, обрамлявших улицы, в людях, двигавшихся по улицам, все больше и больше чувствовалось французское влияние. Он вспомнил, что во Франции молодых женщин приглашают ехать в колонии, чтобы выйти замуж за французских пионеров, живших там.

Однако Филипп снова хотел вернуться во Францию, закончив свои дела здесь. Алжир не казался ему домом, его домом станет Париж. Ради Дезире. Ее место было в Париже и даже не в Провансе. Свою страсть к востоку она может удовлетворять в парижском музее.

Со смертью отца, вероятно, будет покончено с ее злосчастными раскопками. Управляя наследием своего отца, она должна принимать участие в выставках, конференциях, научных диспутах, выступать в прессе, а не погребать себя в песке пустыни.