В поисках будущего
Шрифт:
– Ты просто сюда заглянул? Или с какой-то целью?
Ну, он всегда отличался прямотой, полагаю. Я просто должен набраться смелости и выложить все. Я не уйду, пока не сделаю этого. Я себе этого не позволю.
– Могу я тебя кое о чем спросить? – говорю я, осторожно выдавливая из себя слова.
Отец приподнимает брови:
– Да?
Как мне это сделать? Я миллион раз проигрывал этот разговор в своей голове, но сейчас ни одного сценария у меня нет.
– Ты… – мой голос смолкает, и я сглатываю комок в горле. Я смиряюсь с необходимостью. –
Лицо отца такое же каменное, как всегда, но глаза его выдают. Несколько секунд они нервно поблескивают, а потом он отворачивается и смотрит в окно. Тишина плотная и пугающая, и я просто сижу, боясь сделать что-либо еще.
– Да.
Ответ наконец приходит, и я совсем не удивлен. Я уже знал ответ, конечно, я многие годы его знал. Меня проинформировали об отцовских подростковых увлечениях, когда я только пошел в школу. Странно, но я никогда не заговаривал об этом с ним.
– Почему?
Отец оглядывается на меня, его глаза немного темнеют, и он выглядит раздраженным.
– Потому что у меня не было выбора, – сердито выпаливает он. Определенно я задел очень больное место.
И все же я не покупаюсь на это оправдание, и я больше не боюсь это признать.
– У тебя всегда был выбор.
– Я был ребенком.
– Тебе было не пять. Ты был почти взрослым, – тут же поправляю я.
– Скорпиус, – отец раздражен. Я ясно это вижу. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает. – Есть вещи, которых ты не понимаешь. И, слава богу, тебе никогда и не придется это понимать.
– Какие вещи?
– Это неважно, – кратко говорит он. – Это давняя история.
– Это важно! – я так расстроен, а он даже не видит этого.
– Почему это важно? Это никак к тебе не относится.
– Это еще как ко мне относилось!
– И сейчас?
И тогда я выпаливаю это. Не могу остановиться.
– Ты действительно смотрел, как мать Роуз пытают Круциатусом в твоей гостиной?
Отец долго безмолвно на меня смотрит. Повисает ужасная неуютная тишина, и мне хочется взять эти слова назад и проглотить. Я не должен был поднимать эту тему.
– Кто тебе сказал?
Я почти говорю, что это Роуз сказала, потому что технически это правда. Роуз сказала мне это несколько месяцев назад, и я постоянно об этом думал с тех пор. И мне никогда не хватало храбрости заговорить об этом, но прошлой ночью я встретил ее мать на кухне, она сидела одна и ничего не делала. Было уже за полночь, и после нескольких минут болтовни, я спросил ее об этом. По каким-то причинам мне было легче говорить об этом с ней, чем с моими родителями.
И она все мне рассказала.
– Мы были детьми, – многозначительно закончила она. – Твой отец поступал так, как ему велели.
И на этом все.
Отец все еще выжидающе смотрит на меня, так что я нервно кусаю нижнюю губу, а потом говорю правду:
– Гермиона рассказала.
– А, так вы теперь друг друга по
– Я ее спросил.
– А, то есть ты случайно вдруг решил спросить именно о таком конкретном сценарии, верно? – он смотрит на меня тяжелым взглядом, но я не позволяю ему меня напугать.
– Роуз мне рассказала. И я хотел узнать полную версию, – я останавливаюсь на секунду. – Теперь я хочу услышать твою версию.
Отец смотрит на меня. Он зол, но старается это скрыть. Ему не нравится, когда его эмоции проявляются, потому что от этого ему кажется, что он не полностью контролирует ситуацию. После нескольких секунд раздражающей тишины он говорит спокойно и холодно:
– Это случилось. Я не имел к этому отношения.
Я уже знаю, что это правда, но не знаю, почему это так сильно меня задело. Думаю, слышать это от него делает ситуацию более реальной. Я смотрю на него, не моргая, пытаясь осознать все это и понять, что мне теперь с этим делать. В некотором роде мне хочется, чтобы я никогда этого не знал. С другой стороны, это что-то, что я должен был знать.
– Ты ничего не сделал, – тихо говорю я. – Ты просто смотрел.
– А что я еще должен был делать?
– Ты мог бы ей помочь, – я чувствую, как во мне начинает бурлить гнев, медленно, но верно, и я пытаюсь прямо сейчас перенять отцовский талант к безэмоциональности.
Отец смеется коротким холодным смехом. Он качает головой, словно я какой-то маленький ребенок, не понимающий дела взрослых.
– Верно, – с сарказмом говорит он. – И погибнуть, не сходя с места, конечно.
– Кто бы тебя убил? – с вызовом спрашиваю я. – Твои родители? Может дед и ублюдок, но сомневаюсь, что он стал бы тебя убивать.
– Возможно, – пожимает он плечами. – А вот моя тетка дважды раздумывать бы не стала.
Его тетка. Беллатрикс Лестрейндж. Несколько месяцев назад я даже никогда не слышал этого имени. Я указываю ему на это.
– Ты никогда о ней не упоминал. Я никогда о ней не слышал.
– И тебе и не нужно, – кратко говорит он. – Она мертва.
– И?
– И что? – он начинает терять терпение. – Она мертва. И если хочешь знать, мир без нее стал лучше.
Я хочу продолжать говорить о сестре моей бабки, но не делаю этого. Вместо этого я делаю другое, то, ради чего я сюда и пришел.
– Как ты мог просто стоять там и смотреть, как кого-то пытают. Даже если ты их ненавидел?
– Девчонка сама бы сдохла, но мою помощь ни за что не приняла, – отвечает он, и звучит это, как шипение. Мне трудно в это поверить, конечно, и оказывается, отец это понимает, потому что продолжает. – Она тоже меня ненавидела. Они все меня ненавидели. Это вовсе не было односторонним.
– Она могла умереть!
Отца это мало волнует.
– Но не умерла, так? И я не умер. Мы все еще тут, разве нет?