В поисках будущего
Шрифт:
Но теперь она наконец разглядела и не знала, что делать. Лили теперь стала взрослой. Через несколько месяцев она закончит школу и будет предоставлена самой себе. Слишком поздно что-то делать, верно? Да и что она может сделать, если даже не знает, насколько далеко все это зашло? Никто не скажет. Было это в их детях – было всего несколько очень редких случаев, когда они говорили что-то важное. Они жаловались время от времени, когда были детьми, конечно, но у них было негласное правило – никогда не рассказывать о том, что важно. А сама Лили ни за что не расскажет…
Поэтому Джинни решила подольше
Что еще она могла сделать?
Правда всплыла через две недели после того, как разнеслись новости.
Вот только Лили знала, что это не было правдой. Это было ложью. Это было ложью, которую она придумала. Это было ложью, за которую она была в ответе, и это было ложью, о которой знала только она.
Она видела, как случился взрыв, – их было несколько, кто видел. В конце концов, это же случилось посреди общей гостиной. Хьюго открыл письмо от родителей, которое он весь день носил запечатанным, потому что забыл о нем и не вспоминал, пока не открыл сумку и не увидел его между учебниками. Лили сидела в другом конце комнаты, обсуждая с Лидией и близнецами последнюю сплетню о Мишель Дженкинс и Джейке Кроссфилде. Она посмотрела на него, когда он читал, и поняла, что что-то не так. И в ее животе свернулся узел, потому что она знала, что именно.
И она была права.
Хьюго взорвался. Он в прямом смысле взорвался и тут же принялся орать и кричать на Аманду, обвиняя ее в том, что она пыталась разрушить его жизнь, и требуя ответить, как и почему она сделала такую ужасную вещь. Все тут же бросили все свои дела, и те, кто еще не был в гостиной, начали собираться из своих спален, чтобы узнать, что происходит. Аманда стояла, пригвожденная к полу, и ничего не говорила. Она просто смотрела на него, пока он кричал, что не может поверить, что она такое сделала, и молчала, когда он обозвал ее такими словами, что заставил нескольких ребят ахнуть.
А потом она заплакала.
Она не стала реветь во всю глотку и не упала на колени в рыданиях. По ее лицу потекли тихие слезы, и она просто стояла и ничего не говорила. И наконец Хьюго перестал орать и просто развернулся и убежал вверх по лестнице в свою спальню. Все уставились на Аманду, но никто не двинулся к ней, чтобы утешить ее или хоть что-то сказать. И тогда она повернулась и вышла через дверь-портрет.
Той ночью она не вернулась в свою постель.
Лили чувствовала себя виноватой. Она чувствовала себя виноватой за то, что разболтала секрет Хьюго, а еще хуже ей было из-за того, что она обвинила другого человека. Но что она могла сделать? Не было никакой возможности очистить имя Аманды, не вляпавшись самой.
Она не привыкла испытывать сожаление – она все делала только потому, что хотела это сделать. Как можно сожалеть, если ты этого хотел? Это был ее девиз по жизни. И он всегда срабатывал. Было намного легче веселиться и делать все, что хочешь, не отвлекаясь на совесть. Так жизнь намного приятнее, ну, так она думала. С Джеймсом это хорошо работало, и поэтому она повторяла за ним, как только могла. В конце концов, Джеймс жил жизнью, за которую она могла бы убить: слава, деньги, блеск и гламур. Это все, о чем она мечтала в жизни. А Джеймс не сожалел –
Поэтому и Лили решила так же поступить.
И она ничего не сказала.
Как и Аманда.
Джеймс не понимал, почему он расстроен. Женщины – шлюхи. Они лживые, манипулирующие, коварные суки. Они пользуются людьми и плюют на то, что причиняют им боль. Все они такие – с ними хорошо потрахаться, а для всего остального бесполезны.
Ему следовало это знать.
Ему следовало знать, что не стоит ей доверять. Она уже показывала, что может причинять боль, так что он не понимал, с чего на него нашел приступ мазохизма и он вернулся к ней за новой порцией. Она расхерачила его в первый раз, так что он с самого начала должен был понимать, что и второй раз она его разхерачит.
И она это сделала.
Гребаная лживая сука.
Он вроде бы должен быть счастлив, так? Она была одинока. Она была доступна. Ее можно было забирать… И он этого хотел, верно? Конечно. Но он хотел, чтобы она бросила этого ублюдка. Он хотел, чтобы она оставила своего жениха и выбрала его. Он хотел, чтобы она выбрала.
Но она даже этого не могла.
Конечно, не могла. Потому что она лгунья. Она лгала ему, как и все остальные в его жизни. Как его родители лгали ему практически обо всем, как лгали его так называемые «друзья», которым он нравился только из-за денег, как лгали женщины, которые уверяли, что им плевать на его имя, как лгали все.
Но она не должна была лгать.
Она должна была быть той, кто любит его просто за то, кто он есть, а не за то, кто его отец. Она должна была быть той, кто будет рядом, когда он захочет быть с кем-то, не просто кого-то трахать. Она должна была быть его гребаным лучшим другом и его возлюбленной, все в одном. Он хотел жениться на ней, он хотел, чтобы у них было миллион детей (или, может, два), и он хотел провести с ней всю жизнь и состариться рядом с ней, а потом вместе с ней умереть.
Но она все это расхерачила.
Ей понадобилось заделаться гребаной проклятой лгуньей, и он не мог этого вытерпеть. В его жизни было достаточно лжецов, больше ему не было нужно.
Кейт была уверена, что ей следовало это знать.
На самом деле она и так знала. Именно поэтому она ему и соврала. Она знала, что не стоит доверять Джеймсу Поттеру. Он был лгуном, потаскуном, тем, что она ненавидела в людях. Именно поэтому она не понимала, почему вообще с ним изначально связалась. Конечно, секс с ним был лучше, чем с любым другим в ее жизни, и, конечно, быть с ним было приятно. Но кроме того? Ничего. В нем не было ничего особенного.
Он просто еще один ублюдок в этой вселенной. Или даже, наверное, хуже.
Он был хуже, потому что ему удавалось быть настолько удачливым в том, чтобы быть ублюдком. Он был из тех ублюдков, про которых легко забыть, что они ублюдки, если очень постараться. Конечно, он был очаровательным. И милым. И забавным. И он мог заставить ее забыть, что он сволочь, когда убирал волосы с ее лица, когда целовал ее в макушку, когда посреди ночи обнимал ее за талию и притягивал к себе, зарываясь лицом в ее шее и нежно шепча ей что-то, думая, что она спит.