В поисках Дильмуна
Шрифт:
Простор для догадок был велик, но одно было совершенно ясно: раскопки надо продолжать. Довести траншею до противоположной стороны и расширить раскоп в центре, чтобы выяснить назначение кольцевой кладки. Однако нам не хотелось сковывать все силы на одном объекте. Каждую свободную минуту мы использовали для разведочных вылазок в другие части острова, к тому же у нас на примете были и еще кое-какие дела. Главное, мы нашли очень большой, достаточно типичный телль с торчащими стенами и каменной площадкой (о значении этой находки немного дальше). И в Данию полетела телеграмма с просьбой прислать еще одного человека.
Начало марта, полевые работы велись уже четвертый месяц. Прибывший к нам на помощь Кристиан был не только квалифицированным археологом-античником, но и архитектором,
Разметив участок в десять квадратных метров вокруг кольцевого сооружения в центре барбарского холма, мы расчистили его вплоть до каменной вымостки. И в апреле, глядя сверху на наш раскоп, уяснили, что нами обнаружено.
С высоты трех с половиной метров перед нами открылся внутренний дворик храма.
Нам сразу стало ясно, что это храм, хотя сами мы до сих пор не встречали такого сооружения. В центре, на продолговатой площадке, — два круга, которые скорее всего служили постаментами для одинаковых статуй. Сбоку от них вертикально стояла каменная плита; в тридцати-сорока сантиметрах от нее лежала другая, причем на каменной вымостке отчетливо выделялась выемка в растворе в том месте, где она стояла в свое время. На верхнем ребре обеих плит — углубление; установив на место вторую плиту, мы заключили, что они служили опорами для какого-то сиденья. Перед этими плитами возвышался алтарь — каменный куб с квадратным углублением на верхней грани, а перед алтарем стоял камень с круглой выемкой, от которой открытый каменный сток спускался к отверстию в окружающей стене. Перед всей этой конструкцией на дворике просматривалась квадратная яма, обрамленная вертикально стоящими каменными плитами.
Картина в общем-то знакомая. На цилиндрических печатях Месопотамии чаще всего изображены бог, восседающий именно на такой скамье перед алтарем, и люди, которые приносят жертву на алтарь, или совершают возлияния богу, или стоят в молитвенной позе, сложив руки на груди. Раскопав яму перед алтарем, мы получили лишнее тому подтверждение. Здесь вперемежку лежали жертвоприношения. Кто-то явно рылся в яме до нас, и все же помимо множества черепков мы нашли лазуритовые бусины, алебастровые вазы, медную птицу и — окончательное доказательство! — медную статуэтку человека в той же молитвенной позе, что на печатях. Такие жертвенные статуэтки — правда, чаще всего из камня или терракоты — в больших количествах найдены в Месопотамии, притом исключительно в развалинах храмов.
Итак, все прояснилось. Глядя сверху на постепенно расширяющийся раскоп, мы хорошо представляли себе происходившие здесь обряды. Богомольцы (надо думать, мало чем отличавшиеся от голых до пояса, веселых смуглых бахрейнцев, которые взмахивали кирками и лопатами на дне раскопа) стояли смиренной вереницей, ожидая, когда жрец представит их божеству, восседавшему на тропе. Один за другим они возлагали жертвоприношения на алтарь и совершали возлияния вином, или пивом, или молоком (возможно, даже кровью?) на камне с углублением. Около них, как сейчас около нас, кружили мухи, и то же солнце обжигало людей, молившихся кто о благе для своего сына и наследника, кто о выздоровлении больного ребенка, кто о хорошем урожае или улове. Люди побогаче, уходя, оставляли у стены дворика статуэтку, чтобы она напоминала богу об их молитвах.
Представить себе восседающее на троне божество было несколько труднее. Вряд ли это была статуя — скамья, хотя и достаточно большая, не выдержала бы веса каменной скульптуры в рост человека. Возможно, идол был деревянным, обшитым медью; мы нашли много погнутых кусков медного листа с рядами дырочек и несколько сот подходящих к этим дырочкам медных гвоздиков. А может быть, на троне восседал наместник бога — верховный жрец. Возможен и третий вариант: жертвы приносились пустому трону и незримому божеству.
Круглые постаменты возле трона тоже заставили нас
Мы могли довольно точно судить о времени постройки храма. Медная статуэтка богомольца с большими круглыми глазами, и бритой головой напоминала о Шумере[15]. Будь она обнаружена в Месопотамии, ее несомненно датировали бы периодом между 2500–1800 гг. до н. э; очевидно, и здесь, у Барбара, можно было ориентироваться на эти даты. Одна из алебастровых ваз относилась к типу, распространенному в Месопотамии в конце III тысячелетия до н. э.
Эта предварительная датировка подстегнула наш интерес к черепкам, которых встречалось все больше в центре храма, хотя они и отличались поразительным единообразием. Тонкие красные черепки, как правило украшенные низкими горизонтальными ребрами с просветом около двух сантиметров, явно принадлежали шаровидным горшкам с выпуклым дном, высотой тридцать-сорок сантиметров. Судя по многочисленным осколкам, горшки либо были вовсе лишены горла, так что яйцевидный сосуд завершался расширяющимся венчиком, либо заканчивались коротким горлом с загибающимся наружу венчиком треугольного сечения. «Барбарская Керамика», как мы назвали эти сосуды, настолько характерна, что ее где угодно можно распознать. Право же, не могу объяснить, как это я сразу не сообразил, что недавно уже встречался с ней — и было это в Диразском колодце. Но в гот момент мы отметили только одно обстоятельство: если не считать округлого дна, эти сосуды ничем не напоминали керамику, найденную нами в курганах.
Во всяком случае, хотя основная задача экспедиции не была решена, Барбарский храм III тысячелетия до н. э представлял важнейшее открытие, и, упаковывая в ящики черепки и прочие предметы, мы знали, что в следующем году вновь вернемся на остров, чтобы копать и здесь, и в других намеченных нами местах. То, что первый найденный нами значительный объект на Бахрейне оказался храмом, притом с шумерскими параллелями, было весьма знаменательно. Теперь настало время объяснить — почему.
Как мы уже видели, когда Роулинсон в 1880 г. писал комментарий к обзору бахрейнских древностей капитана Дюрана, о Дильмуие знали, что так называлось государство, находившееся за пределами Вавилонской и Ассирийской держав. С той поры слово «Дильмун» приобрело и другое, куда более важное содержание.
По сути дела, уникальное положение Дильмуна в месопотамской мифологии было предсказано уже в тот момент, когда Роулинсон обратил внимание на Бахрейн. Как монументальные надписи из дворцов Синаххериба и Ашшурбанапала открыли миру забытую историю Ассирийской державы, так библиотека Ашшурбанапала, эти десятки тысяч клинописных табличек вернули в обиход литературу Месопотамии, в частности великие космологические и эпические поэмы Вавилонии и Ассирии.
Подобно тому как это было с царскими надписями, связь месопотамского эпоса с Библией особенно поразила воображение: ведь годы публикации табличек совпали по времени с ожесточенной критикой Библии. В 1859 г. читатель познакомился с «Происхождением видов» Дарвина, и в том же году подтвердилась правильность определения орудий каменного века, найденных в галечниках на реке Сомме вместе с современными им костями давно вымерших животных. Биологи, выдвинув теорию эволюции, опровергали библейскую теорию сотворения мира, а геологи, идя по следам ледниковых эпох, пересматривали версию о всемирном потопе. И нет ничего удивительного в том, что анналы ассирийских царей, по-своему освещающие многие события, описанные в Ветхом завете, тотчас подняли на щит те, кто отстаивал истинность священного писания.