В поисках Дильмуна
Шрифт:
Такова повесть об Энки и Нинхурсаг — не очень-то назидательная и высокоморальная, да и литературные достоинства ее не так уж высоки, разве что сделать скидку на возраст. Но зато это одна из древнейших известных нам повестей в мире[19]. Впервые ее записали почти четыре тысячи лет назад, и уже тогда она, вероятно, была достаточно древней. Конечно, для нас интереснее всего то, что описываемые события происходят в Дильмуне[20]. Особенно примечательно, учитывая прочные местные корни шумерских богов, что государство, которое в письменной истории шумеров и вавилонян выступает как иностранное, играло столь важную роль в их мифологии. Возможно, это объясняется тем, что Энки, повелитель пресных подземных вод, первоначально был дильмунским богом и пересказанный нами миф перекочевал в Месопотамию из Дильмуна. Во всяком случае, очевидно, что шумерские
А вот то, что в глазах шумеров Дильмун был священной страной, не догадка. Об этом снова и снова говорится в мифе об Энки и Нинхурсаг. Вот почему так знаменательно, что первое обнаруженное нами на Бахрейне значительное сооружение, по древности близкое к Шумеру, оказалось храмом.
Глава пятая
ПОРТУГАЛЬСКАЯ КРЕПОСТЬ
Минуло два года, идет строительство нашего лагеря. Четыре дня назад мы с Юнисом разметили план; теперь Джафар с его командой старичков занимаются строительством. С того места, где я сидел на самом высоком из уцелевших выступов крепостного вала, можно было наблюдать за работой, а повернешь голову — открывается вид на простирающиеся за теллем на много километров плантации финиковых пальм. Или на море. Португальцы устроили себе превосходный наблюдательный пункт.
Судя по всему, крепость господствовала над северной частью Бахрейна и северо-западными подходами к острову в те годы, когда португальцы играли главенствующую роль в Персидском заливе и на торговых путях в Индию. В 1498 г., через шесть лет после того, как Колумб открыл Америку, Васко де Гама обогнул Африку и проложил путь в Индию. В последующие двадцать лет португальцы, ведомые своим великим адмиралом Афонсу д'Албукерки, утвердились на всех берегах от мыса Доброй Надежды до далекой Индии. В 1521 г. они завоевали Бахрейн и удерживали его с перерывами до 1602 г. Очевидно, вскоре после 1521 г. и была сооружена мощная крепость на высоком холме посредине северного побережья Бахрейна[21].
В речевом обиходе и на всех картах этот форт по-прежнему известен как «Португальская крепость», однако официальное название, которым и мы пользуемся в наших отчетах, — Кала’ат аль-Бахрейн, то есть Бахрейнская крепость. Дело в том, что правитель Бахрейна, наш добрый друг шейх Сульман, всегда утверждал, что на самом деле крепость построена не португальцами: те просто перестроили существовавшую до их прихода арабскую крепость. Конечно, шейх Сульман не был специалистом по фортификации XVI в., и мы долго склонялись к мнению, что его вера в приоритет арабской крепости вызвана желанием умерить роль европейцев в истории Бахрейна. Не тут-то было. Хотя правитель знал о XVI в. не больше нашего, его стратегическое чутье было несравненно сильнее. Он явно понимал, что такую господствующую высоту не оставили бы без укрепления. И когда мы через несколько лет после того, как разбили на этом месте первый лагерь, интереса ради раскопали несомненно европейскую прямоугольную угловую башню, оказалось, что она опирается на более старинную круглую башню явно арабского типа.
Однако это открытие, как и многие другие, еще принадлежало будущему, когда в январе 1956 г. я сидел на камне, глядя, как внизу возникает наш лагерь. Меня окружали развалины крепости. Внутренняя часть ее представляла собой обширную полосу камня и нанесенного ветром песка, круто спадающую от крепостного вала к сравнительно ровной песчаной площадке посредине. На этой площадке, защищенной валом от дующих круглый год северных ветров, мы и разбили лагерь. Разметили на песке длинный узкий прямоугольник — восемнадцать метров в длину, четыре в ширину. Здесь нам предстояло жить в доме, разделенном восемью поперечными стенами на девять маленьких клетушек размером два на четыре метра. Рядом должны были поместиться две постройки поменьше — одна для кухни, другая для повара и его помощника, которых нам еще. предстояло нанять. Третью сторону прямоугольника, между кухней и жилым строением, мы решили занять домиком под рабочее помещение и столовую. Размеры всех комнат были тщательно рассчитаны при
Барасти — конструкция, уходящая в прошлое. Всего двадцать лет назад, когда я впервые познакомился с Бахрейном, селения среди финиковых плантаций целиком состояли из пальмовых хижин, да и в городах было немало таких построек. С той поры многое изменилось. Опустошительные пожары в пригородах, где жались друг к другу барасти, сильно умерили популярность этих жилищ, и правительство даже запретило их строить. С появлением электричества, вентиляторов и кондиционеров присущая барасти даже знойным летом прохлада перестала быть исключительным преимуществом пальмовых хижин. А главное, растущий достаток позволил большинству деревенских жителей строить каменные дома. Теперь барасти — жилище бедняков, в том числе археологов.
Одна из причин, почему мы решили строить лагерь внутри разрушенных бастионов португальской крепости, заключалась в том, что Манама стала нам не по карману. Экспедиция разрослась. Второй отряд в прошлом году насчитывал пять человек. Все коттеджи нефтяных компаний, увы, были нужны им для своих нефтяников, и мы сняли трехкомнатный домик. Пришлось ставить кровати и на кухне, и на чердаке — какие уж там удобства. В этом году третий отряд состоял из девяти человек, и перспектива поисков и оплаты сильно подорожавшего из-за инфляции жилья для восьми мужчин и одной женщины в стремительно растущей Манаме никак не вязалась с нашими финансовыми возможностями и организационными способностями. Мы решили «отуземиться».
Впрочем, были и другие причины, весьма ясно видные с моего наблюдательного пункта на бастионе. Во-первых, само место великолепно. В ста метрах к северу белый песчаный пляж простерся вдоль изумрудных вод над прибрежной отмелью; вдали, на глубине, цвет моря переходил в кобальт. На востоке, западе и юге метрах в двухстах располагались роскошные сады шейхов; под серовато-зелеными пальмами светилась яркая зелень жасмина, гибискуса и перечного дерева. Во-вторых, место работы располагалось прямо под нами. Лишенный растительности белый песчаный холм вокруг крепости, протянувшийся на шестьсот метров в направлении восток — запад и на триста метров от пляжа на юг, был нашим теллем. В его недрах таились остатки одного или нескольких городов. Мы копали здесь уже два года, но по-прежнему не представляли, как далеко в древность уходит поселение. А нам хотелось это выяснить — по возможности в этом году.
Приятно было сидеть наверху и наблюдать за развернувшейся у крепости работой. Десять человек трудились над делом, в котором мы, начертив план, уже ничем не могли помочь. Все они были из деревни Бани Джумра, чьи жители специализируются на ткачестве и строительстве барасти. Кроме Джафара —= старосты деревни, местного лавочника и искусного конструктора барасти — бригада состояла из шести юношей-подручных и трех на редкость морщинистых и удивительно подвижных стариков, занятых собственно строительством. Вереница запряженных осликами тележек подвозила пальмовые листья, связки длинных очищенных черешков, мотки джутовой бечевки, рулоны циновок из пальмовых листьев и штабели длинных толстых жердей (нам объяснили, что это мангровое дерево, импортируемое из Индии). Весь строительный материал складывали в сухом рву ниже крепости, откуда его по мере надобности подносили подручные.
Конструкция барасти проста в теории, но сложна в исполнении. На строительство всего лагеря не пошло ни одного гвоздя. Зато было израсходовано более пятидесяти килограммов бечевки. Сначала соорудили каркас длинной постройки. Трехметровые столбы надежно вбили в грунт на треть длины, с просветом в метр; еще более длинные жерди выстроились в ряд по центру через каждые два метра. К этим трем рядам вертикальных столбов сверху привязали горизонтально положенные жерди, на которых укрепили стропила, и получилась прочная сплошная конструкция. Дальше настал черед черешков. Их втыкали между столбами в землю через каждые десять-двенадцать сантиметров, оставляя только дверные проемы, и привязывали к горизонтальным жердям по периметру. С таким же просветом к столбам и к вертикальным черешкам крепили горизонтальные черешки. Все четыре стены, восемь перегородок и кровля с невероятной быстротой заполнились решеткой из черешков. Затем всю решетку покрыли листьями, тщательно пришивая их к черешкам. Один из стариков готовил связки листьев, обрезая их зубчатым серпом, два других крепили их, стоя по обе стороны стены и просовывая туда и обратно сделанную тут же большую иглу из черешка с продетой в нее бечевкой. Кровлю настелили еще быстрее; на нее пошло два пласта циновок из пальмовых листьев, с толстой прослойкой листьев банана.