В поисках Дильмуна
Шрифт:
Не стану делать вид, будто этот инвентарь был для нас неожиданным. Такую же керамику я добывал из раскопов уже полтора сезона. Подобная посуда была разбросана повсюду на улицах и в помещениях моей исламской крепости, так что не оставалось никакого сомнения, что люди, строители крепости у моря, жившие в ней, готовили пищу в этих горшках и ели с этих тарелок. А значит, если мы сможем датировать крепость, получим дату и для посуды. Или наоборот.
Ниже достигнутых нами к тому времени слоев (5 в моем раскопе, 6 — у Тото) пошла совсем другая керамика, и на последующих двух метрах, где я выделил девять слоев, a Тото десять, мы обнаружили совершенно иной, но внутренне вполне согласующийся набор посуды. Носителей нашей новой «культуры» так и хотелось назвать «народом кукурузных хлопьев»; в их посуде явно преобладали мелкие миски нескольких разновидностей. Одни миски — с голубовато-серой потрескавшейся глазурью, судя по всему, гораздо менее подверженной воздействию среды, чем глазурь
Встречались и простейшие миски, без глазури, краски и полировки. Размеры самые различные — от пяти до двенадцати сантиметров в высоту и от двенадцати до двадцати двух сантиметров в поперечнике. Общая черта всех этих мисок — основание либо плоское, либо на трех коротеньких ножках, тогда как у всех сосудов горизонта 1 основание было кольцевое. Венчики довольно простые, подчас слегка загибающиеся внутрь; иногда с одной-двумя бороздами ниже края. Образцы этой посуды я привожу здесь [9—13].
Однако люди горизонта 2 питались не только кукурузными хлопьями. Мы нашли осколки пузатых глазурованных кувшинов с узкой горловиной и двумя маленькими круглыми ручками в месте соединения горловины с туловом [14]. Попадались и шероховатые черепки широкогорлых сосудов. Тогда по разрозненным фрагментам мы не могли восстановить их форму, но венчики явно отличались от всех известных нам по горизонту 2. Мы выделили две основные разновидности: по нашей номенклатуре— «крученый» венчик [15] и «расширяющийся продолговатый» венчик [16].
Таков был инвентарь горизонта 2. В целом эту керамику от посуды горизонта 1 отличала легкость и элегантность. Зато почти отсутствовала орнаментация — никаких расписных узоров, никакой лепки, почти никакой резьбы. Фактически единственным врезанным узором был «пилообразный» зигзаг — как мы скоро убедились, типичный для этого горизонта.
По мере того как на основе объективных признаков (тип керамики, форма венчика, характер орнаментов) шел процесс определения и описания горизонта 2, наше научное беспристрастие подвергалось серьезному испытанию. Нам не терпелось выяснить, куда и в какие времена мы зарылись. И вот посредине горизонта 2, а именно в моем слое 9, нам встретились два черепка, позволившие дать ответ на этот вопрос. От основной массы черепков они отличались так же сильно, как китайский селадон от обычного материала горизонта 1. Красную глину покрывал черный, как смоль, лак, и подвергшаяся обжигу посуда казалась полированной. На один из черепков был нанесен такой узор, словно перед обжигом по поверхности сосуда прокатили зубчатый цилиндр. Хотя я был достаточно уверен в определении этой находки, все же обратился за подтверждением к Кристиану — он специалист по археологии античности, и для него высшее блаженство состоит в том, чтобы измерять параметры эллинских храмов (несколько лет спустя мы нашли для него идеальный раскоп). Кристиан бросил взгляд на черепки и вернул их мне. Аттическая керамика, гласил его вердикт. Черно-красная, III или IV в. до н. э. Скорее всего конец четвертого.
Основные типы керамики, входящие в культуру города V (VI–II вв. до н. э.)
В принципе редко случается, чтобы анализ керамики давал такую точную дату. Вообще-то, после того как вы распределили свои находки по ящикам соответственно «культурам», рано или поздно в каком-нибудь из ящиков обычно попадается что нибудь позволяющее примерно датировать его содержимое, однако анализ керамики представляет ценность и без такого дополнения. Ибо в худшем случае он дает вам относительную хронологию[24], вы знаете хотя бы, что такая-то культура моложе залегающей ниже и старше представленной выше, даже если абсолютный возраст этих культур остается неизвестным.
И все же куда как приятно получить абсолютную дату, тем более такую точную. Кстати, и сама дата делала этот случай на редкость волнующим. Только Кристиан произнес «конец IV в. до н. э.», как тут же кто-то сказал: «Александр Великий…».
Мы еще встретимся с Александром Великим и подробно остановимся на его отношениях с Персидским заливом. Здесь достаточно напомнить, что биограф Александра— Арриан, располагавший подлинными судовыми журналами его флотоводца, сообщает: достигнув Индии, Александр построил флот на реке Инд, и зимой 326–325 гг. до н. э. его корабли проследовали вдоль
Надо ли говорить, что наши черепки тотчас получили наименование «чайный сервиз Александра», хотя на самом деле мы не собирались утверждать, что их доставил на остров кто-либо из участников упомянутых выше экспедиций. Персидский залив вполне мог быть местом оживленной торговли в годы после похода Александра (вероятно, и до него тоже), так что наличие аттической керамики не обязательно означало присутствие самих эллинов.
Как бы то ни было, мы получили дату для горизонта 2. И подтвердилось положение, что резкая смена типов керамики указывает на хронологический разрыв в истории объекта. Китайский селадон из горизонта 1 никак не мог быть старше 900 г. н. э.: аттическая посуда из горизонта 2 появилась не позже 200 г. до н. э. Значит, между этими двумя фазами городище свыше тысячи лет было необитаемым.
Ниже слоя 13 в моем раскопе и ниже слоя 16 в раскопе Тото керамика горизонта 2 исчезала; отсюда до скального основания нами был выявлен новый горизонт, который я расчленил на пять, а Тото — на четыре слоя. Возможно, выражение «новый горизонт» не совсем уместно здесь: в отличие от горизонтов 1 и 2, где характерные черты, что называется, бросались в глаза, очень уж трудно оказалось выделить десяток-полтора четких характеристик. Говорить о новом горизонте можно было лишь в том смысле, что кончился предыдущий. Все характерные признаки горизонта 2, кроме крученого венчика и расширяющегося продолговатого венчика, исчезли, и тонкой изящной посуды как не бывало. Взамен нам явился довольно неопределенный набор. Пожалуй, преобладали черепки из зеленоватой глины, далее следовали ярко-красные черепки с кремовым ангобом, а также невзрачные осколки соломенного цвета и потемнее — цвета ирисок или карамелек. Наконец, встречались черепки «барбарской» посуды.
Именно «барбарские» черепки нам и были нужны. Барбарский храм, который Андерс (Харалд Андерсен), Кристиан и Педер Мортенсен и теперь продолжали раскапывать, представлял совершенно определенную культуру, притом датируемую примерно 2300 г. до н. э. по найденной в прошлом году бычьей голове и по «шумерскому» богомольцу из находок первого года. Керамика там отличалась единообразием и легко опознавалась: большие яйцевидные сосуды величиной с тыкву, сделанные из красной глины и украшенные горизонтальными валиками с просветом чуть побольше сантиметра. Напомню, что мы выявили две разновидности этих горшков — у первого было попросту круглое отверстие вверху, на широком конце «яйца», обрамленное утолщенным венчиком [17], у второго широкий конец был оформлен в виде короткого горла с выгнутым наружу треугольным венчиком [18]. Эти сосуды «барбарской» культуры были всем нам известны, и мы могли определить их с завязанными глазами. Не вызывало сомнений, что знакомые черепки в нижних слоях наших с Тото раскопов представляют «барбарскую» культуру. Но их было слишком мало, полтора-два десятка на пять-шесть сотен общего числа черепков в слое.
Два основных типа керамики города II, а также Барбарского храма и селения на Файлаке. Кроме того, тип 18 часто представлен в курганах Бахрейна (датируется примерно 2000 г. до н. э.)
Это вполне отвечало нормальной пропорции посторонних черепков из лежащего ниже напластования, которых естественно ожидать в исследуемом культурном слое. Такие примеси есть всегда: люди роют яму для столба или для горшка с запасами, выкорчевывают дерево или удаляют камень, собака зарывает кость — во всех этих случаях к формирующемуся слою примешиваются черепки предшествующего. (Отсюда эмпирическое правило археолога: «возраст слоя равен возрасту позднейшего найденного в нем предмета».) Однако здесь не оказалось предшествующего слоя, который мог быть источником «барбарских» черепков. Мы дошли до мелкого белого песка бывшей береговой полосы, а под песком— увы! — залегало скальное основание.
Ответ напрашивался сам собой, хотя нам понадобилась целая неделя, чтобы до него додуматься. Предматериковый песок не был накопившимся «слоем обитания», он находился здесь задолго до того, как на Бахрейн ступила нога человека. Горизонт 2 являл собой типичную серию «слоев обитания», пусть даже тогдашние жилища были не капитальнее наших пальмовых хижин, а вот горизонт 3 содержал всего лишь мусор, собиравшийся на береговой полосе за чертой древних городов, мусор, который на протяжении многих периодов втаптывали в песок люди, ходившие между городом и морем. Чтобы найти нашу «барбарскую» культуру, следовало копать не вглубь, а дальше от воды.