В поисках Дильмуна
Шрифт:
Когда я опрометчиво заметил, что сходство с Парфеноном скорее видимое, чем реальное, Кристиан Еппесен с жаром стал доказывать обратное. Дескать, вот тебе внутри та же огороженная площадка с постаментом для храмового божества. Тот же передний зал, и два цоколя у входа говорят об украшенном колоннами фасаде с типичным треугольным фронтоном. Затем он показал на капитель одной из колонн (в ней даже я узнал ионический стиль) и на акротерии — скульптурные украшения над углами фронтона, по расположению которых он определил наклон крыши. Я слушал его, и храм в самом деле предстал моему взору как небольшое (всего семь с половиной на двенадцать метров) чисто эллинское святилище; правда, Кристиан усматривал здесь следы персидского влияния.
Читатель уже знаком с Кристианом. Между прочим, он тоже в свое время глядел сверху на постепенно возникающие очертания Барбарского храма, три года работал на его раскопках. Кристиан — архитектор и специалист по античной археологии, и я давно предсказывал, что со временем нам пригодятся его специальные знания.
В самые последние годы Кристиан не участвовал в наших работах, так как ему предложили возглавить кафедру античной археологии. Но когда в прошлом году наша траншея обнажила первую колонну эллинского храма, мы знали, к кому обратиться. Эллинский храм в эллинском поселении на берегу Персидского залива — какой профессор античной археологии мог устоять против такого соблазна?
То, что это было эллинское поселение, теперь не вызывало сомнений. К этому выводу нас приблизил уже первый год, когда мы раскопали большую кирпичную постройку между двумя теллями. Оказалось, здесь помещалась мастерская для изготовления терракотовых статуэток. Мы нашли печь, где обжигались статуэтки; собрали множество осколков от их форм. Некоторые формы удалось восстановить, и, наполнив их гипсом, мы сами изготовили копии древних изделий. Весь набор статуэток был чисто эллинским. Женские фигурки в одеяниях и без них; одна напоминала Венеру Милосскую, другая представляла собой почти точную миниатюрную копию Ники Самофракийской. В изображенной рельефом и обрамленной лучами мужской голове все мы узнали самого Александра Великого в виде бога Солнца.
Второй год окончательно решил вопрос. Ибо мы обнаружили ручку от амфоры с вытисненным на ней греческим именем виноторговца и с родосским торговым клеймом в виде розы. Потребление греческого вина, разумеется, еще не доказывало, что на Файлаке жили эллины, но ручка дала нам датировку: III в. до н. э, те самые времена, когда преемники Александра в этой области, Селевкиды[42], управляли всей территорией к северу от Кувейта — от Сирии до Месопотамии, от Персии до Индии. И мы установили, что, во всяком случае, некоторые поселенцы писали по-гречески, поклонялись эллинским богам и покупали — или продавали заходившим на остров морякам — эллинские терракотовые статуэтки.
И вот передо мною эллинский город, четкие очертания храма с цоколем алтаря перед входом (кажется, это от Кристиана я узнал, что греки всегда помещали алтарь перед самым храмом). За алтарем — каменная городская стена двухметровой толщины; за стеной — расчищенная полоса шириной семь с половиной метров; дальше — огромный ров четырех-пятиметровой глубины и ширины, сужающийся книзу и облицованный камнем.
Вокруг меня возвышались бастионы укрепленного городка с угловыми башнями и с выходящими на север и на юг воротами. Эрлинг, начавший копать периметр двумя годами раньше, по-прежнему шел вдоль стены и сейчас расчищал южные ворота. Укрепления оказались достаточно сложного устройства. Видно было, что они служили людям довольно долго, их перестраивали и расширяли. В частности, северная стена явно была более позднего происхождения. Заложенный Паулем глубокий шурф только что показал, что предшествующая ей стена залегает под поздними постройками в северной части города; стало быть, после того как город был основан, он расширялся к северу. Первоначальный план города представлял собой правильный квадрат, с направлением стен север — юг и восток — запад. Напрашивалось сравнение с военным лагерем; возможно, именно с лагеря все
Мои размышления нарушили сигнальные свистки. Рабочие поднялись из раскопов и устремились к скопищу палаток на ровном участке между теллями. Обеденный перерыв… Резкий звук клаксона позвал меня к экспедиционному грузовику, который должен был отвезти нас в деревню. Сидевший за рулем Имран Абдо бурно приветствовал меня: я только утром прибыл с Бахрейна и не видел его с прошлого года.
Уже три года Имран был официальным представителем Кувейтского музея на наших раскопках; правда, в этом году к нему присоединился главный хранитель древностей Тарек Раджаб, полный энтузиазма, галантный молодой кувейтец. Имран был из числа палестинских беженцев, в прошлом — водитель такси.
Судьба Имрана — типичный пример того, как Кувейт ищет кратчайших путей, чтобы возможно скорее стать вровень с современностью. Когда в 1948 г. борьба палестинских арабов за независимость окончилась неудачей, Имран находился в Иерусалиме и там стал работать водителем в американском археологическом институте. Много лет возил археологов на раскопки в Иордании, часто помогал им в работе, нередко выступал в роли экскурсовода для гостей. Это позволило ему усвоить жаргон археологов и приобрести немалые практические навыки; он научился распознавать и датировать наиболее известные типы архитектуры и керамики. Однако почти десять лет спустя Имран, подобно многим другим палестинским беженцам, покинул Иерусалим и отправился искать счастье в новом кувейтском Эльдорадо. Стал водить такси, но вскоре убедился, что Эль-Кувейт кишит таксистами и на этом поприще состояния не наживешь.
Как раз в это время открылся Кувейтский музей. Он не был археологическим — в ту пору в Кувейте вообще не существовало археологии. Однако министерство просвещения с похвальной прозорливостью осознало, сколь важно в водовороте модернизации сохранить образ Кувейта таким, каким он был до начала нефтяной лихорадки. Министерство взяло под охрану одну старую крепость, наняло египетского специалиста по музейному делу и предоставило ему шесть месяцев и неограниченные средства на то, чтобы собрать все, что еще оставалось от кувейтской старины, и оборудовать экспозицию. Он провел великолепную работу. Архитектура жилищ, судостроение, промысел жемчуга, жизнь бедуинов — все было иллюстрировано подлинными изделиями и точными уменьшенными моделями. Нефтяная компания обеспечила геологический отдел экспонатами; была заложена основа коллекции растений и животных Кувейта.
Имран рассказал о своей работе в Иерусалиме, и его взяли на должность хранителя одного из отделов нового музея. И как раз в это время начались наши раскопки.
Обзаведясь древней историей и древними памятниками, Кувейт применил трехступенчатую тактику, уже оправдавшую себя во многих областях. Власти наняли человека из наличных кадров, чтобы он временно возглавил данный участок, импортировали крупнейшие авторитеты, чтобы те провели рекогносцировку и изложили свои рекомендации, наконец, среди молодых кувейтцев был объявлен набор желающих поехать за границу, чтобы получить нужную подготовку и взять дело в свои руки. Пока действовало такое аварийное решение проблемы, шло планирование постоянной организации. И когда постоянная организация вступила в действие, для нее уже был подготовлен постоянный кувейтский инспектор.
Консультантом при проектировании образцового Управления древностей для Кувейта выступил Тарек — главный хранитель древностей одной из передовых в области археологии стран Ближнего Востока. Он провел год у нас в Дании, осваивая профессию археолога. А Имрана привлекли для срочного решения проблемы; как поступить с археологами, которые вопреки всем ожиданиям вдруг находят на вашем приусадебном участке две забытых цивилизации. И, работая с нами, он почти сразу же доказал свои археологические способности. Ибо Имран научил нас распознавать сырцовую кладку.