В поисках Дильмуна
Шрифт:
Сухие деловые тексты, никакой мифологии. Боги шумеров, которые чувствовали себя в Дильмуне чуть ли не уютнее, чем в самой Месопотамии, в Макан никогда не наведывались.
Естественно, ученые ломали голову над местонахождением Макана. Насколько я помнил, преобладали две гипотезы. Одна из них помещала Макан в Омане. В пользу этого предположения приводилось два резона: общее соображение, что Макан должен был находиться в пределах досягаемости для кораблей Дильмуна, и конкретные данные, полученные при анализе меди. Исследуя многочисленные медные изделия из Месопотамии III–II тысячелетий до н. э., химики нашли малые примеси никеля, около 0,2–0,3 процента. Никель в медной руде встречается довольно редко, между тем такая же примесь была обнаружена в одиночном образце руды из «древних копей» на территории Омана, точнее, в долине, протянувшейся от оазиса Бурайми на границе между Абу-Даби и Оманом
Вторая гипотеза помещала Макан в Африке — в Судане или Эфиопии! Причем столь неожиданный вывод опирался, увы, на весьма прочное основание. Ибо Макан наряду с Мелуххой часто упоминается в текстах ассирийских царей в связи с их походами против Египта около 700–650 гг. до н. э. Из этих текстов недвусмысленно следовало, что Макан и Мелухха — области, расположенные в Верхнем Египте и дальше на юг. Казалось бы, вопрос раз и навсегда решен. В действительности дело обстоит иначе. Упоминания Макана и Мелух-хи в коммерческих контекстах прекратились около 1800 г. до н. э., и ассирийские цари снова заговорили о них через тысячу с лишним лет. Если Макан и Мелухха десять веков жили только в легендах, не исключено, что ассирийцы, никогда не поддерживавшие отношений с этими странами, по ошибке поместили их в Африке. Ведь назвали же испанцы острова Карибского моря Вест-Индией, посчитав, что доплыли до Индии. А в Гренландии есть селение, носящее название Туле лишь потому, что римские географы около двух тысяч лет назад писали о далекой северной стране Ультима Туле, которая на самом деле не имеет отношения к Гренландии.
Конечно, с нашей стороны опрометчиво, даже самонадеянно утверждать, будто мы, отделенные от той поры четырьмя тысячелетиями, способны лучше опознать Макан и Мелухху урских купцов, чем это могли сделать ассирийцы всего десять веков спустя. И бремя доказательств лежит не на ассирийцах, а на нас. Но очень уж трудно увязать Африку с текстами на урских табличках и с данными археологии. Взять хотя бы расстояние. Я никогда не был консерватором, оценивая возможности древних торговых судов, и все же не мог пренебречь тем фактом, что морской путь от Бахрейна до Африки вдвое больше пути от Бахрейна до Индии. Слоновая кость и золото, поставлявшиеся Мелуххой, могли быть как африканского, так и индийского происхождения, но вот мелуххский сердолик мог быть вывезен только из Раджпутаны в Индии. К тому же, если Мелухха находилась в Африке, я усматривал в перечне товаров серьезнейший пробел. Среди того, ЧТО привозили египтяне из своих торговых экспедиций через Красное море на юг, был ладан, а ладанное дерево тогда, как и теперь, произрастало в Хадрамауте на юге Лравии. И если корабли из Макана и Мелуххи проходили вдоль всего хадрамаутского побережья, ладан непременно должен был присутствовать в перечне товаров, ввозимых из Дильмуна.
Первостепенную роль играют свидетельства археологии. Правда, в этом случае большинство свидетельств носят негативный характер. Ни в Египте, ни в Месопотамии не обнаружено следов торгового обмена, относящихся к 2000 г. до н. э Не считая Египта, в Африке вообще не найдено никаких поселений этой поры; Мы не знаем никакой африканской цивилизации, которая могла поставлять «маканские кресла» и «мелуххские столы» или «многоцветных мелуххских птиц из слоновой кости». Зато есть позитивные свидетельства в виде «дильмунских» печатей, говорящие о том, что Месопотамия поддерживала торговые связи с цивилизацией Индской долины. Естественно ожидать, что на месопотамских табличках должно быть запечатлено само название создателей этой цивилизации. И Мелухха оказывается единственной подходящей разгадкой этой тайны. (Примечательно также, что говорившие на санскрите арии, вторгшиеся в Индию с севера и, вероятно, сокрушившие Индскую цивилизацию, обозначали неарьев, людей, не поклонявшихся арийским богам и — обратите внимание — знакомых с употреблением меди, заимствованным, несанскритским словом млехха. Так, может быть, именем Млехха люди долины Инда называли себя и свою страну?)
Голубой простор впереди начала теснить светло-коричневая, почти белая полоса. Берег Омана — пора кончать теоретизировать… Как и со многими проблемами древности, в этом случае грамм исследований стоил тонны умозрительных суждений. Так было с прочтением клинописи; наступает время, когда все, что могут дать наличные свидетельства, из них выжато, и остается лишь искать новые факты.
Наш самолет снизился над городом Абу-Даби. Промелькнул белый пляж, за ним скопление барасти, внушительная крепость с башенками, дальше снова пошел белый песок. Он приблизился
— Рад вас видеть, — приветствовал нас Тим, когда мы соскочили на землю. — Познакомьтесь с Сьюзен и Деборой.
В самолете было прохладно, здесь же мы вдруг окунулись в зной — ослепительный сухой неистовый зной, который бодрил, во всяком случае, больше, чем густое тепло Бахрейна. Пока мы болтали с Тимом, Сьюзен и пилотом, а четырехлетняя Дебора и двухлетний Майкл изучали друг друга критическим взглядом, подъехал еще один «лендровер», и водитель-араб вместе с индийским клерком принялись выгружать из самолета ящики с продуктами и почтовые мешки. На место привезенного груза легли другие мешки, пилот помахал нам рукой и поднялся в кабину:
— Заберу вас через три дня!
Самолет вырулил на старт и взлетел в облаке пыли. Мы расселись в двух машинах и поехали в город.
Я всегда буду благодарить судьбу за то, что увидел Абу-Даби до того, как тремя годами позже здесь начался нефтяной бум. Потому что каким Абу-Даби был тогда, такими, очевидно, были вес города в районе Персидского залива до великой нефтяной лихорадки. В «аэропорту» — ни проверки паспортов, ни досмотра багажа. Вообще никаких аэродромных служб. Взлетно-посадочная полоса была оборудована нефтяной компанией и использовалась только зафрахтованными ею самолетами. И дороги от взлетно-посадочной полосы до города тоже не было. От края солончака начинался глубокий мелкий белый песок. «Обутые» в шины низкого давления на четырех ведущих колесах, «лендроверы» на первой скорости пахали летучий песок, уйдя в него по ступицу. Впереди прямо на песке как-то неожиданно выстроилась шеренга пальм, слева от них белели стены крепости, а дальше сгрудились барасти. Проскользнув между пальмами, разгоняя голенастых кур и тощих коз, мы покатили среди лачуг и осликов, лениво жующих что-то в тени изгородей.
Извивающаяся между лачугами глубокая колея вы-вола нас на пляж к двум беленым цементным постройкам — полицейскому управлению и конторе нефтяной компании. Здесь был центр города, и здесь стояли кучками поджарые бородачи в коричневых плащах. На груди крест-накрест патронташи, к поясу на животе пристегнут кинжал в вышитых серебряной нитью, причудливо изогнутых ножнах. Проходившие мимо женщины держались непринужденнее, чем мы привыкли видеть в более северных княжествах; правда, и здесь они накрывали голову черной накидкой, но обходились без чадры.
Машины свернули на пляж и по глубокому песку проехали в восточном направлении, туда, где на краю города стоял большой цементный дом, обитель Тима.
Белые стены, прохладные комнаты с высокими потолками, ванные с кафелем и широкие веранды были скромным выражением организационных способностей большой нефтяной компании. Казалось бы, что такого: электрические лампочки, уборная с бачком, краны, из которых послушно текла вода. Но если подумать — ведь в Абу-Даби не было ни водопровода, ни электричества. Чтобы наладить водоснабжение, компании понадобилось смонтировать опреснительную установку; чтобы работала опреснительная установка, надо было построить электростанцию; чтобы доставить электрогенератор, оборудование для опреснительной установки, цемент, кафель, пришлось сооружать пристань, а потом строить дорогу, по которой все это везли на место. Мягкие кресла, пружинные матрацы, скатерти, яркие обои — все доставлено морем из Англии. Пока мы потягивали аперитив, Тим рассказал нам, как они, когда строился дом, не один месяц жили в хижинах и палатках, располагая только дождевой водой, собранной полгода назад во время зимних дождей в кое-как мытые бочки из-под керосина, и как маленькая Дебора заболела дизентерией, а уборной тогда не было…
Перед обедом мы приняли душ и переоделись. Большинство продуктов доставлялось в рефрижераторе самолетом с оперативной базы нефтяной компании на острове Дас. Однако главное блюдо, объявил Тим, разрезая чудесную на вид говядину, было местным. И лишь после того как мы похвалили вкусное мясо, он объявил, что впредь мы при желании можем хвастаться тем, что нашим первым блюдом на Абу-Даби была жареная морская дева.
Точнее, продолжал он, это дюгонь, похожее на тюленя морское млекопитающее, которое хоть и в малых количествах, но все еще водится в мангровых болотах, у побережья Договорного Омана, и встречи с которым в водах Индийского океана дали повод древним мореплавателям создать миф о морской деве.