В поисках Дильмуна
Шрифт:
Здесь мы видим — возможно, искаженный — пережиток вавилонского представления о подземном море, и географическое наименование Бахрейн вполне могло отражать это представление, дожившее до времен ислама[44]. Но самые интересные размышления вызывает третий пример. Слово «бахрейн» появляется здесь в начале длинного рассказа в суре «Пещера» (сура 18, стихи 59–81), который стоит привести целиком:
«И вот сказал Муса своему юноше: «Не остановлюсь я, пока не дойду до слияния двух морей [аль-бахрейн], хотя бы прошли годы».
А когда они дошли до соединения между ними, то забыли свою рыбу, и она
Когда же они прошли, он сказал своему юноше: «Принеси нам наш обед, мы испытали от этого нашего пути тяготу».
Он сказал: «Видишь ли, когда мы укрылись у скалы, то я забыл рыбу. Заставил меня забыть только сатана, чтобы я не вспомнил, и она направила свой путь в море дивным образом».
Он сказал: «Этого-то мы и желали». И оба вернулись по своим следам обратно.
И нашли они раба из Наших рабов, которому Мы даровали милосердие от Нас и научили его Нашему знанию.
Сказал ему Муса: «Последовать ли мне за тобой, чтобы ты научил меня тому, что сообщено тебе о прямом пути?»
Он сказал: «Ты не в состоянии будешь со мной утерпеть. И как ты вытерпишь то. о чем не имеешь знания?»
Он сказал: «Ты найдешь меня, если угодно Аллаху, терпеливым, и я не ослушаюсь ни одного твоего приказания».
Он сказал: «Если ты последуешь за мной, то не спрашивай ни о чем, пока я не возобновлю об этом напоминания».
И пошли они, и когда они были в судне, тот его продырявил.
Сказал ему Муса: «Ты его продырявил, чтобы потопить находящихся на нем? Ты совершил дело удивительное!»
Сказал он: «Разве я тебе не говорил, что ты не в состоянии будешь со мной утерпеть?»
Он сказал: «Не укоряй меня за то, что я позабыл, и не возлагай на меня в моем деле тяготы».
И пошли они; а когда встретили мальчика и тот его убил, то Муса сказал: «Неужели ты убил чистую душу без отмщения за душу? Ты сделал вещь непохвальную!»
Он сказал: «Разве я не говорил тебе, что ты не в состоянии будешь со мной утерпеть?»
Муса сказал: «Если я спрошу у тебя о чем-нибудь после этого, то не сопровождай меня: ты получил от меня извинение».
И пошли они; и когда пришли к жителям селения, то попросили пищи, но те отказались принять их в гости. И нашли они там стену, которая хотела развалиться, и он ее поправил. Сказал Муса: «Если бы ты хотел, то взял бы за это плату».
Он сказал: «Это — разлука между мной и тобой. Я сообщу тебе толкование того, чего ты не мог утерпеть.
Что касается судна, то оно принадлежало беднякам, которые работали в море. Я хотел его испортить, ибо за ними был царь, отбиравший все суда насильно.
Что касается мальчика, то родители его были верующими, и мы боялись, что он обречет их переносить непокорность и неверие. И мы хотели, чтобы Господь дал им взамен лучшего, чем он, по чистоте и более близкого по милосердию,
А стена принадлежала двум мальчикам-сиротам в городе,
и был под нею для них клад, а отец их был праведен, и пожелал Господь твой, чтобы они достигли зрелости и извлекли свой клад по милости твоего Господа. Не делал я этого по своему решению. Вот объяснение того, чего ты не мог утерпеть»[45].
Эта встреча Мусы с одним из «рабов господа» пространно комментировалась и разъяснялась в многочисленных рассказах сподвижников Мухаммада, рассказах, которые собирались в первые десятилетия
«Двурогим» арабы обычно называли Александра Великого, возможно, потому, что голову Александра, как мы видели, часто изображали в окружении солнечных лучей. Но если предположить, что Коран здесь подразумевает встречу Мусы с визирем Александра Великого, вся хронология Корана летит кувырком, ибо Александр жил тысячелетием раньше Мусы. Так, может быть, Зу-л-Карнайн — какое-то другое лицо? Если так, найдется не один кандидат. Вавилоняне и шумеры часто изображали своих богов рогатыми или облаченными в двурогие шлемы. Гильгамеша в начале его эпических странствий, когда он путешествовал вместе с Энкиду, обычно тоже описывают рогатым. Сам Энкиду был не просто рогатым, а представлял собой полубыка-получеловека. Тут к месту указать, что сразу после приведенной цитаты из суры «Пещера» Коран повествует, что Зу-л-Карнайн дошел до заката солнца, а потом до восхода солнца, где возвел из металла преграду против великанов Иаджуджа и Маджуджа, — нечто подобное происходит и во время странствий Гильгамеша и его спутника, человеко-быка. Но если Зу-л-Карнайн — Гильгамеш, или Энкиду, или некий вавилонский бог, кто же тогда Аль-Хидр? Факт обретения им бессмертия позволяет отождествить его с Ут-напиштимом-Зиусудрой.
Словом, если быль последовательными, мы вправе усмотреть в Двурогом — Энки, бога, знаменитого тем, что он сражался за человечество против чудовищ, а в его визире Аль-Хидре — Зиусудру, которого Энки спас от потопа. Но в таком случае человек, обращающийся к Аль-Хидру, чтобы познать его тайну, и не преуспевающий в этом, — не Муса, а Гильгамеш. Похоже, перед нами вариант предания о Гильгамеше, несколько отличный от вавилонской и шумерской версий, причем на место героя Гильгамеша, забытого во времена Мухаммада, Коран ставит известного каждому арабу Мусу.
Как бы ни было на самом деле, весьма примечательно, что человек, обретший бессмертие, ассоциируется в древнейшем арабском тексте с «местом соединения двух морей», а место, ныне называемое «два моря», связывали во времена Вавилона с единственным человеком, получившим бессмертие.
Соблазнительно усмотреть на этом рисунке файлакской печати борьбу человека со змеем за бессмертие
Во второй половине дня мы снова пришли к святилищу Аль-Хидра и с холма смотрели на доу, идущие к Эль-Кувейту со стороны устья Шатт-эль-Араб. Мы говорили о виденных в тот день двух надписях. Современное святилище, у которого мы стояли, и храмы с принадлежащими им надписями разделял временной интервал в два тысячелетия. Словно верстовые столбы на ничем больше не обозначенной дороге указывали они путь назад, к древним богам Дильмуна.