В поисках Дильмуна
Шрифт:
Обед был ранним, потому что в восемь часов нам с Тимом и П. В. предстояло нанести визит правителю Абу-Даби. Так заведено в местных княжествах, и мы не собирались пренебрегать сложившимся порядком. Каждый чужеземец, прибывающий в город или в племенное становище, каждый горожанин или член племени, возвращающийся из далекого странствия, при первой возможности является к шейху поделиться новостями и изложить свое дело. Ибо шейх — правитель и покровитель своего народа, и ему положено знать все, происходящее в его владениях. Утром и вечером он проводит меджлис — открытое заседание, куда всякий может явиться, чтобы сообщить свои новости или заявить жалобу, а то и просто приветствовать правителя, выпить чашку кофе и спокойно удалиться. Теоретически этот обычай сохраняется даже в богатых нефтяных княжествах. Правда, там посетителей просеивают секретари и гофмейстеры, и вместо ритуального визита прибывающий в страну гость просто расписывается в гостевой книге, но по-прежнему вечером и утром заседает меджлис, и всякий вправе заявить о своем желании
И в темноте перед восходом луны «Лендровер» Тима пропахал глубокий песок, направляясь к белой громаде монаршей крепости с мерцающими в звездном свете бастионами и темными глазницами амбразур. Перед обитыми железом воротами машина остановилась. Бдительные стражники, держа винтовки наперевес, вызвали начальника караула; он открыл низкую створку и проводил нас в зал аудиенций. Здесь абудабийский шейх Шахбут поднялся с роскошного кресла в дальнем конце зала, приветствуя нас.
Шейх Шахбут оказался худощавым чернобородым мужчиной средних лет с грустноватым аскетическим лицом и живыми карими глазами. На мои воспоминания о нашей первой встрече накладывается тот факт, что несколько лет спустя, когда княжество Абу-Даби стало пожинать миллионные прибыли за нефть, шейх Шахбут проникся великой подозрительностью ко всем, включая археологов, но мое первое впечатление, и это совершенно точно, было исключительно благоприятным. Шейх проявил глубокий интерес к нашей работе и очень верно оценил трудности, подстерегающие археолога на девственной территории, а также свет, который наши исследования могли пролить на происхождение его народа и прошлое страны. Шейх знал местность, где Тим обнаружил курганы; он рассказал, что остров называется Умм ан-Нар и означает это «Матерь огня». При отце шейха на острове были найдены идолы, каменные фигуры животных, очевидно изваянные до ислама, во времена невежества. Разумеется, этих идолов немедля разбили и выбросили. Но, может быть, там найдутся еще какие-нибудь скульптуры, притом с надписями, позволяющими установить, кто их изваял. Мы сказали, что надписи не так уж важны. Чуть ли не все арабы, с которыми мы встречались, от наших рабочих до шейхов, твердо убеждены, что мы ищем либо золото, либо тарах — предметы с надписями. И мы постоянно объясняем, что предметы без надписей тоже о многом свидетельствуют. Посмотрите на медный кофейник, говорил я шейху, и вы по его форме скажете, где он сделан — в Дубае или Ниеве, на Бахрейне или в Дамаске. Если мы найдем на острове Умм ан-Нар горшок, то сможем, будь на то воля всевышнего, определить, что он был сделан в Ираке во времена излюбленного богом Авраама, и будем, таким образом, знать, что в ту пору сюда доходили корабли из Ирака. Может быть, вы найдете вещи из Ура, задумчиво произнес шейх, и я понял, что он совсем не плохо осведомлен.
Пока нам подавали горький кофе в чашечках без ручки, шейх Шахбут, с переливающимся золотом кинжалом на поясе, наклонясь вперед, уже задавал следующий вопрос. Что за люди обитали в Абу-Даби во времена невежества? Арабы? Мы ответили, что сейчас об этом еще рано говорить, надо сперва осмотреть оставленные ими памятники.
Остров Умм ан-Нар в Абу-Даби
На другое утро мы с Тимом и П. В. отправились на Умм ан-Нар. Туда было полчаса с лишком езды — сперва по глубокому песку до аэродрома, дальше по твердым солончакам. Город Абу-Даби тоже расположен на острове, отделенном от материка узким проливом, который почти совсем пересыхает во время отлива. Угроза бедуинских набегов еще недавно была вполне реальной для городов и поселков побережья, и большинство их построено с учетом возможного нападения скорее со стороны суши, чем с моря. (Так было и в прошлом, о чем говорит то, что все наши главные объекты находятся на островах — на Бахрейне, на Файлаке, теперь еще на Умм ан-Наре, — и число их будет множиться.) Сам пролив, охраняющий Абу-Даби, тоже охранялся. Прямо в воде стояла высокая круглая башня с бойницами. Вход в башню помещался высоко над водой, на стороне, обращенной к морю. Достаточно было поднять спущенную вниз веревку или лестницу, и два-три человека с мушкетами могли надежно охранять переправу. А с плоской крыши огнем подавались сигналы в крепость шейха, которая как раз прикрывает южные подступы к городу.
Теперь круглая башня покинута, и пролив пересекает узкая булыжная дамба. Но былая угроза не забыта. В конце дамбы белела современная цитадель, и подтянутые полицейские в защитной форме, с многозарядными винтовками и переносной радиостанцией, охраняли переправу от посторонних лиц. Мы предъявили паспорта и полученный от шейха пропуск и покатили по аравийской пустыне.
Ехать было недалеко. Не доезжая километров шесть с половиной до дамбы, мы рассмотрели слева, за солончаком и водой, темный горб Умм ан-Нара. Тим показал нам зеленое пятнышко на северной оконечности острова, объяснив, что это единственная пальма на всем Умм ан-Наре, и даже заверил нас, что уже видит курганы. Проехав на север по низкой известняковой гряде на материке, мы снова спустились на береговые солончаки. Прямо перед нами высился приземистый темный
Ширина переправы составляла от силы метров двести, но сильное приливно-отливное течение вырыло достаточно глубокое русло. Выйдя опять же вброд на берег, мы через затопляемую прибрежную низменность направились к эродированным известняковым скалам, с которых начинался собственно остров.
Умм ан-Нар невелик: не больше полутора километров в ширину и длину. В южной части его каменистый купол окаймляют невысокие утесы, и, поднявшись на плато, мы поняли, почему издалека Умм ан-Нар выглядел темнее, чем окружающие его желтые островки. Вся его поверхность была сплошь усеяна кремнем.
Мы сразу же убедились, что речь идет о природной россыпи. В Катаре мы уже наблюдали такую картину, когда гектар за гектаром покрыт плитами, обломками и осколками кремня. Кремень — продукт химического преобразования известняка, а известняк — осадочная порода, формирующаяся, как правило, на морском мелководье путем накопления раковин и скелетов морских организмов. А поскольку эти осадки откладываются горизонтальными пластами, то и кремень часто образует горизонтальные прослойки. Но если известняк — мягкая порода, легко разрушаемая ветром и дождями, то кремень почти неразрушим. Вот и вышло здесь то же, что и в Катаре: выветривание совершенно уничтожило покрывающие и подстилающие слои известняка, одновременно обнажив кремневый пласт.
Шагая по сплошному кремню, мы тотчас начали высматривать изделия из этого материала, но это было куда сложнее, чем искать иголку в стоге сена. Мы искали в стоге травинку с узелком — среди миллионов кусков кремня, обработанных природой, пытались найти кусок, обработанный человеком. Для такого поиска нужен особый глаз, я им не наделен, зато он есть у П. В., и за десять минут, что мы шагали через кремневый купол, он поднял три отщепа — осколки, отбитые при изготовлении кремневого орудия. Этого было достаточно, чтобы убедиться: человек побывал здесь задолго до нас, в далеком каменном веке.
Меньше чем через километр купол обрывается крутым склоном к покрытой жидкой травой ровной площадке. За ней местность опять повышалась, там, несколько ниже кремневого купола, где мы стояли, простиралось известняковое плато, и там не было недостатка в творениях человеческих рук. В его западной части низкая стена обозначала местоположение хауза — искусственного водоема, вырытого, как нам рассказывал шейх Шахбут, во времена его деда для сбора дождевой воды. Когда шел дождь (а шел он не каждый год), жители Абу-Даби отправлялись на лодках на Умм ан-Нар и наполняли бочонки водой из хауза. Рядом со стеной стояла низкорослая пальма — единственное дерево на острове. Всю остальную поверхность плато занимали курганы — горки беспорядочно наваленного камня. Их было не менее полусотни, по большей части довольно маленькие, однако некоторые достигали двадцати метров в ширину и почти двух — в высоту.
Мы быстро зашагали через нижнюю площадку к плато с курганами, но на полпути Тим остановил нас, чтобы показать фундамент маленького квадратного строения, возле которого зияла непонятная яма. Тим предложил нам заглянуть в нее, добавив, что яма естественного происхождения — вымытый в известняке котел, на дне которого есть вода. Правда, она непригодна для питья, но другой сейчас на острове нет, а когда-то она, возможно, была пресной.
Тим весело прыгнул в яму, и, заглянув с опаской через край, мы увидели, что он стоит на возвышающейся метра на полтора над водой горке щебня. Осторожно последовали за ним и, когда после яркого солнца глаза привыкли к царившему внизу сумраку, рассмотрели свод, спадающий к подножию осыпи, на которой мы сгрудились. Не без опаски спускаясь по щебню, мы слышали, как срывающиеся из-под наших ступней камни с бульканьем ныряют в воду. Узкая темная лужа между осыпью и стеной манила прохладой и кажущейся свежестью, однако вода вязала рот. Насыщенная щелочью, она даже при самой большой нужде не годилась ни для людей, ни для животных. Мы полезли обратно вверх по осыпи и выбрались из ямы на жаркий воздух, жмурясь от полуденного солнца.
Поднявшись затем на плато, мы очутились на голой скале с редким слоем щебня и единичными промоинами, присыпанными песком. По краям плато эрозия выгрызла большие глыбы и выточила карнизы, так что найти место для подъема оказалось неожиданно трудно, хотя весь перепад высот составлял неполных два метра.
С виду курганы не представляли ничего особенного. Беспорядочно разбросанные каменные холмы разной величины, довольно низкие относительно своего диаметра, ничем не отличающиеся от таких же курганов любого периода и любой культуры в любом конце света. У двух курганов побольше просматривалась кольцевая стена, но из этого еще ничего не следовало. Погребальные холмы очень часто окружены каменным кольцом, выложенным до начала строительства, чтобы обозначить конечный периметр. Такая ограда предохраняет курган от оплывания, а заодно придает ему более правильную форму и внушительный вид. Так что кольцевые стены скорее правило, чем исключение. Просто со временем материал все равно сползает, накрывая стену, из-за чего ее не сразу обнаружишь.