В поисках солнца
Шрифт:
Ответная игра мимики предлагала расшифровать мысль.
— Я рассуждаю как раб, — постучал себе Дерек по голове для выразительности. — А для раба нет иного пути, кроме как сбегать.
Лицо Райтэна скривилось.
— И я хочу сбежать, — с глубоким чувством в голосе продолжил Дерек, — потому что так не только проще — так привычнее. Признать, что Михар сильнее. Что мне его никогда не одолеть. Что я никогда не буду ему равен. Что мой единственный путь бунта против него — побег, потому что я слабее, потому что я беспомощен, потому что я не могу иначе. — Поболтав
— Из Брейлина, — через губу поправил Райтэн, — тебя увёз я.
Дерек ясно улыбнулся и добавил:
— Потому что во мне это так глубоко, что только побег и мог мне помочь, что ты и почувствовал.
Закаменев лицом, Райтэн долго его разглядывал; затем медленно, неохотно кивнул.
— Итак, — подвёл итог он, — ты больше не будешь сбегать. Но что тогда?
Дерек вздохнул, сгорбился и спрятал ладони между коленями.
— Буду бороться, — наконец, решил он.
— С Михаром? — холодный голос Райтэна был полон скепсиса.
— С Михаром, — кивнул Дерек почти даже радостно.
Смерив его надменным взглядом, Райтэн коротко вынес свою оценку:
— Безумие.
Они ещё помолчали, обдумывая сказанное и услышанное.
— Но, в целом, — подумав, добавил Райтэн, — вполне в нашем фамильном духе, братишка.
Дерек рассмеялся.
— Что, — весело спросил он, вскакивая с подоконника, — теперь я настоящий Тогнар, да?
— Мой славный предок гордился бы таким братом! — пафосно изрёк Райтэн, нарисовав на своей физиономии чопорно-надменное выражение.
— Честно говоря, — застенчиво признался Дерек, запуская ладонь в свои волосы, — плевать мне на мнение твоего предка. Я бы, — тихо продолжил он, — предпочёл бы, чтобы мною гордился ты.
Райтэн посмотрел на него как на идиота и спокойно сказал:
— Я всегда тобой горжусь, Дер.
Тот рассиялся так, будто бы уже победил всех михаров на свете, но всё-таки, срывающимся слегка голосом уточнил:
— Даже когда я сбегаю?
Градус «я разговариваю с идиотом!» на лице Райтэна ещё возрос. Дав собеседнику вполне полюбоваться выражением этого градуса, он весьма прохладно принялся перечислять:
— Я даже затрудняюсь выделить, какой факт ты умудряешься игнорировать настолько феерично. Тот, что ты говоришь с человеком, который и сам прославился своими побегами, тот, что ты говоришь с человеком, с которым никогда не познакомился бы, если бы не твой побег, или тот, что ты удивительным образом сбегаешь от тех, от кого, вообще-то, считается невозможным сбежать.
Не то чтобы последний факт был так уж правдив — или, во всяком случае, одного Грэхарда было маловато, чтобы говорить о нём во множественном числе, — но Дерек явно впечатлился.
— Ого! — присвистнул он. — Так это звучит гораздо…
Он потерялся, не найдя слова.
Спустя полминуты, когда слово так и не было найдено, Райтэн тихо отметил:
— Иногда, чтобы
Дерек несмело улыбнулся.
— А иногда, — продолжил невозмутимо философствовать Райтэн, — нужно наконец-то перестать сбегать, чтобы всё-таки стать собой.
— Глубоко, — признал Дерек.
Дёрнув плечом, Райтэн отметил:
— Я тоже много об этом думал.
Они переглянулись и улыбнулись.
Очевидно, главное было не в том, сбегаешь ты или нет.
Главное было в том, что, сбегаешь ты или нет — есть человек, который сбежит или останется с тобой, вне зависимости от того, что ты выберешь.
И это согревало теплее любого солнца.
II. Верность. 1. Какова ответственность за верность?
II. Верность
644-645 года. Кармидер
Если однажды горячее солнце
Станет холодным, как утренний лёд,
Если зима жарким летом вернётся
И на песок белый снег упадет,
Если беда, что ничем не измерить,
Рухнет на землю, косою звеня, -
Я буду знать, всё равно, что ты веришь,
Я буду знать, что ты любишь меня.
Денис Майданов, «Вечная любовь»
1. Какова ответственность за верность?
Джей отлёживался в одной из гостевых комнат дома правителя Брейлина и смертельно скучал.
Никакой травмы черепа у него не нашлось — только сотрясение — поэтому ему назначили лежать и не напрягать голову. Вроде бы ничего сложного — но эти две рекомендации напрочь перекрывали одна другую. Джей мог бы спокойно проваляться в кровати неделю, если бы можно было читать, но — «не напрягать голову!» Выполнить эту вторую рекомендацию тоже было несложно — например, посвятить время тренировкам, но — «лежать!»
Правда, к нему дважды в день приходил Дерек. С утра читал вслух, подолгу, а вечером просто что-то рассказывал — тоже долго и интересно. И Джей, наверно, ждал бы этих визитов с большим нетерпением — вот только всё портилось пониманием неотвратимости серьёзного разговора.
Джей был уверен, что разговор этот непременно произойдёт, и даже мог себе вообразить выражение лица и интонации объекта — лёгкое смущение, разбавляемое обаятельными вспышками демонстрируемой симпатии. Джей прекрасно знал, что будет говорить в ответ, и как будет хмуриться, чтобы показать, что решение не выдавать объекта господину Михару далось ему нелегко.
Это был мерзкий, противный спектакль, в котором каждый из них хорошо знал свою роль — и должен был отыграть её тщательно и с чувством.
И это было до того отвратительно, что Джею казалось, что от одной мысли об этом спектакле во рту устанавливается вкус чего-то гнилого и плесневелого.
Однако прошёл день, второй, третий… а объект всё не спешил начинать сложный разговор. Должно быть, ему тоже хотелось оттянуть эту необходимость лицемерить, и невозможность обойти эту необходимость его угнетала.